Заключение

Подводя итоги экспедиции "Меотиды", можно несомненно сказать, что экспедиция была заметной вехой в деле исследования Черного моря и его крымского побережья, в частности. Нанеся местоположение станций на морскую карту, С. А. Зернов мог с достаточной точностью выявить границы установленных им биоценозов; составленная таким путем ценная карта (куда вошли данные и позднейших его экскурсий по берегам Кавказа и балканского побережья) была им приложена к его магистерской диссертации. Факты установленные во время крымского рейса "Меотиды", были широко использованы Зерновым в этой диссертации - гораздо шире, чем факты Кавказской и Балканской экспедиций 1910 и 1912 годов. К сожалению, однако, сам С. А. Зернов не опубликовал о крымском рейсе "Меотиды" столь же обстоятельного и полного отчета, как о рейсе на "Академике Бэре" по северо-западной части Черного моря.

Добытый во время рейса "Меотиды" материал был обработан не полностью: обработке специалистами подверглись лишь сборы моллюсков, описанных К. О. Милашевичем^*, и сборы водорослей, описанных Н. Н. Воронихиным^**.

^* (К. О. Милашевич. Список видов морских моллюсков, собранных во время командировки С. А. Зерновым от Зоологического музея Ими. Акад. Паук вдоль Южного берега Крыма на пароходе М. Т. и Пр. "Меотида" с 15 августа по 15 сентября 1909 г., Ежегодник Зоол. Муз. Акад. Наук, 1911, т. 16, № 4.)

^** (П. П. Воронихин. Альгологические результаты экскурсии проф. С. А. Зернова в Черном море на пароходе "Меотида" в 1909 -1910 гг. и "Гайдамак" в 1911 г., журн. "Русск. бот. о-ва ЛГ", 1925, 10 (39-54). Обрабатывая сборы "Меотиды", Воронихин описал новый вид водоросли - Chaetomorpha zernovii, встреченный на границе мидиевого и фазеолинового илов.)

Каковы же были главнейшие научные результаты нашего рейса, помимо установления границ биоценозов? Прежде всего выяснилось, что биоценозы эти - те же, что и в районе Севастополя, хотя их литологический субстрат (т. е. донные отложения) и подвержен значительным вариациям: так, глубинный песок против Южного берега значительно темнее, чем на западных берегах, что несомненно сказывается и на окраске некоторых животных; с другой стороны, глубинный фазеолиновый ил на юг от Керченского пролива значительно светлее; а марганцево-железистые конкреции, столь обильные в западной части моря, развиты у южных и восточных берегов Крыма много слабее.

Далее, нами было установлено, что устричные гряды, столь типичные для севастопольских бухт и Каркинитского залива, не выражены у южных берегов Крыма. Во всяком случае мы их не нашли. Лишь на юг от Керченского пролива устрицы как будто появляются в несколько большем количестве. Но не только устрицы, но и нетребовательные мидии не находят благоприятных условий на крутых склонах Южного берега; ибо от Сарыча до Алушты пояс мидиевого ила почти отсутствует; он начинается узкой двухкилометровой полосой восточнее Алушты и лишь между Меганомом и Керченским проливом расширяется. Совершенной новостью для С. А. Зернова был несомненно установленный нами факт необычайно высокого подъема верхней границы фазеолинового ила на юг от Керченского пролива.

Вполне определенны были данные, выявленные для нижней границы жизни, которая в районе Южного берега Крыма лежит примерно на глубине 190 метров. При этом, наиболее глубоко спускается червь Melinna adriatica, надежно защищенный от неблагоприятных факторов выделяемым им покровом, имеющим характер плотной резиновой трубки. Немногим уступают ей черви теребеллиды, а также круглая красная губка Saberites. С другой стороны, наши данные никак не могли подтвердить указание Остроумова, что голотурия Cucumoria orientalis тоже характерна для наиболее нижних зон фазеолинового ила - ниже 100 метров мы ее не встречали и вообще в области фазеолинового ила встретили лишь два раза. Но зато в области мидиевого ила крупные, похожие на клубнику красные кукумарии встречаются местами в огромных количествах.

Общее впечатление, какое произвела на нас южнобережная придонная фауна - это гораздо большее богатство, крупные размеры и яркая расцветка животных; особенно поразили нас своей красочностью моллюски, выдрагированные против Алушты.

Теперь, когда советскими исследованиями охвачены все берега Черного моря, можно с уверенностью сказать, что это первое впечатление Зернова об особенном богатстве фауны Южного берега Крыма было правильным. Вместе с тем, в зерновскую схему распределения биоценозов против Южного берега пришлось внести некоторые изменения и дополнения.

Весьма интересны были случаи нахождения нами хорошо сохранившихся раковин субфоссильных моллюсков в иле, населенном современными видами, хотя правильное истолкование этих фактов оказалось возможным дать лишь в наши дни. Я уже говорил о разногласиях между Андрусовым и Зерновым в объяснении этих фактов: Андрусов склонялся к тому, что моллюски (преимущественно дрейссензии) лежали там, где некогда и жили; Зернов был убежден в том, что они "вымыты" из прибрежных террас. Вместе с этим С. А. Зернов как осторожный ученый соглашался с тем, что вопрос этот окончательно еще "должен быть решен теологией и гидрографией".

Поворотным пунктом в понимании загадочных находок субфоссильных моллюсков на дне Черного моря было глубокое бурение, производившееся в 1916-1917 годах на дне Керченского пролива, результаты которого были изучены Н. И. Андрусовым^*.

^* (Н. И. Андрусов. Геологическое строение дна Керченского пролива, Изд. Акад. Наук, 1918.)

Выяснилось, что характер органических веществ в разных горизонтах ила указывает на чередование в северной части Керченского пролива четырех фаунистических фаз: 1) древней пресноводнокаспийской (с Dldacna crassa); 2) древней морской (с Tapes calverti), соответствующей времени отложения посещенных нами судакско-эльтигенских террас; 3) новой пресноводнокаспийской (с Monodacna pseudocardium), слои Qk₂, и, наконец, 4) слои с современной азовской фауной.

Следовательно, за первым "прорывом" Дарданелл, превратившим Черное море в водоем с соленостью свыше 2⁰/₀₀, последовала еще одна фаза опреснения, прежде чем имело место вторичное и окончательное проникновение соленых средиземноморских вод. Эти факты позволили Н. И. Андрусову высказать с обычной прозорливостью предположение, что "те отложения с Dreissensiarostiformis distincta, Monodacna caspia и Monodacna pontica, какие в свое время были открыты экспедицией "Черноморца" на глубинах Черного моря, очень близко от современной поверхности дна, соответствуют не более древним осадкам с Didacna crassa ("третичным", по определению Насонова и Зернова), а именно слоям Qk₂ Керченского пролива".

Смелое предположение Н. И. Андрусова нашло блестящее подтверждение уже в наши дни, когда в результате замечательных исследований Е. Ф. Скворцова и В. А. Снежинского на транспорте "1 Мая", получавших со дна Черного моря иловые колонки небывалой дотоле длины, академик А. Д. Архангельский и Н. М. Страхов могли уже с полной определенностью установить намеченные Андрусовым четыре фазы в эволюции Черного моря, последовавшие за Чаудинским бассейном: 1) древнеевксинская опресненная, 2) карангатская теплая и осолоненная, соответствовавшая последнему межледниковью, т. е. слои с Tapes calverti и др., 3) новоевксинская холодная опресненная и 4) современная черноморская.

А. Д. Архангельскому удалось установить ошеломляющий факт: новоевксинские полупресноводные осадки отлагались в Черном море не более как 4000 лет тому назад, когда последовал вторичный "прорыв" Дарданелл^*. Следовательно, он имел место уже в историческое время - время царствования в Египте фараонов XII династии, за несколько сот лет до Троянской войны. Вероятно, этот именно прорыв имел в виду Диодор Сицилийский, говоря, что "воды Понта, бывшего некогда замкнутым озером, прорвали Гелесспонт и залили остров Самофракию". А если так, то новоевксинские моллюски вполне свободно могли, не растворяясь, сохраниться в иле Черного моря, где они, по данным Архангельского и Страхова, залегают иногда на глубине не более 10 метров.

^* (А. Д. Архангельский и Н. М. Страхов. Геологическое строение и история развития Черного моря, М.- Л., 1938.)

Стало также ясно, почему субфоссильные моллюски чаще всего лежат на крутых подводных склонах: полужидкий ил здесь временами, особенно при подземных толчках, соскальзывает, сминаясь в прихотливые складки, перепутывающие нормальную последовательность слоев. Теоретически поэтому возможно нахождение на поверхности и раковин моллюсков более древних, чем новоевксинские, - "карангатских" и древнеевксинских, но практически эти последние обнаруживаются лишь в нижних горизонтах иловых колонок. По крайней мере, находки описанного мною рейса "Меотиды" не содержат ни единой формы, которая могла бы иметь определенно нижнечетвертичный, т. е. чаудинский (третичный, по Зернову!), древнеевксинский или карангатский возраст.

Я остановился на всех этих фактах, давно уже утративших для лиц, знакомых с историей Черного моря, интерес новизны, единственно потому, что за последние десятилетия о находках "Меотиды" у нас как-то забыли: по крайней мере Архангельский и Страхов, использовавшие весьма обширную литературу как зоологическую, так и геологическую, почему-то упустили из виду цитированную мною работу Милашевича (1911), содержащую списки субфоссильных моллюсков, добытых во время рейса "Меотиды". Указанные авторы ничего не говорят в своей книге об этих находках, дающих, однако, веские подтверждения именно в пользу проводимых ими взглядов. В качестве единственного пощаженного смертью участника рейса "Меотиды" я считаю своим долгом напомнить о скромном ее вкладе в изучение истории Черного моря!

Таковы были в основном немаловажные научные результаты рейса "Меотиды". Я убежден, что они могли бы быть еще значительнее, если бы С. А. Зернов избежал некоторых организационных промахов, несомненно частично вытекавших из тогдашнего направления и стиля его работы.

Так, увлеченный исследованием фазеолинового ила, на долю которого пришлось 40% всех сделанных станций, С. А. Зернов явно пренебрегал изучением прибрежных биоценозов: песка, галечников и скал. Несомненно, можно указать и ряд других отличий южнобережной фауны. Так, Л. И. Якубов считает червеобразное Phoronis euxinicola формой, характерной для Южного берега, в то время как нами оно ни разу не было зарегистрировано. Вероятно, мы его просто проглядывали^*.

^* (По авторитетному мнению В. Н. Никитина, Phoronis легче всего смешать с теребеллидами, внешне на него похожими.)

Я вполне соглашаюсь с тем, что, поставив себе целью изучение придонных биоценозов Южного Крыма, Зернову надо было "бить в точку" и не разбрасываться. Но это не значит, что даже при тогдашнем уровне гидробиологической науки можно было совершенно игнорировать гидрологию и не взять с собой в рейс ни батометра, ни даже глубинного термометра, ни самого маленького трала и дночерпателя (или, как тогда говорили, храпа) и сделать для очистки совести всего лишь один поверхностный сбор планктона!

Конечно, такие факты, как высокое поднятие фазеолинового ила против Керченского пролива,- бедность глубинной фауны против выдающихся в море мысов, слабое развитие у восточных берегов Крыма марганцево-железистых конкреций, могли бы найти исчерпывающее научное объяснение лишь в результате длительных и точных гидрологических и гидрохимических исследований; однако как можно было, работая против Керченского пролива, совершенно не интересоваться хоть соленостью и температурой воды на разных горизонтах! Несколько проб воды, взятых батометром, уже могли бы пролить некоторый свет на причины ненормального распределения донной фауны. Но чего я уже совершенно не могу себе объяснить, так это полного игнорирования Зерновым планктона! Ведь в описываемое время он был уже одним из немногих на Руси планктонистов и без всякого перерасхода времени легко смог бы собрать интересный материал по планктону, что особенно было необходимо сделать против Керченского пролива!

Все эти недочеты в организации рейса "Меотиды" можно объяснить тем, что в то время С. А. Зернов далеко еще не вырос в столь крупного разностороннего исследователя, каким стал к концу своей работы в Мосрыбвтузе, когда он разрабатывал основы новой гидробиологии, систематизированные в его замечательном учебнике. Да он и исправил многие из этих недочетов при проведении последующей работы над своим "Периплом Понта Евксинского". Так, в следующем, 1910 году Зернов на той же "Меотиде" обследовал берега Кавказа. Он начал экспедицию покрытием прошлогодней "задолженности" по устричникам: было сделано несколько станций в Керченском проливе и Таманском заливе, причем не только был найден настоящий устричник, на котором регулярно работают рыбаки между мысами Верблюд и Железный Рог на Таманском полуострове, но даже настоящие "устричные рифы", подобные тем, которые нам показывал Н. И. Андрусов в эльтигенских послетретичных террасах. Керченские рыбаки называют такие рифы "устричной жужелицей". Но и этого мало - в Таманском заливе были открыты предсказанные Андрусовым если не самые мшанковые рифы, то нечто очень на них похожее: сильнейшие обрастания морской травы зостеры колониями Membaupore reticulum, которые осенью после гибели зостеры, вероятно, массами скопляются на дне, нарастая из года в год.

А в общем донная фауна кавказских берегов оказалась беднее крымской, вероятно вследствие крутизны подводных склонов и опресняющего действия полноводных кавказских рек.

В 1911 году на ледоколе "Гайдамак" Зернов обследовал берега Румынии и Болгарии. Теперь, чтобы замкнуть кольцо "перипла", оставалось только обследовать анатолийское побережье; это и было совершено в 1912 году на ледоколе № 1 Министерства торговли и промышленности. И эта экспедиция была выполнена в более широком масштабе. Так, гидрология, отсутствие которой в первых двух рейсах "Меотиды" бросалось в глаза всякому, тоже не была забыта - производились температурные наблюдения и была привезена 51 банка с образцами морской воды для анализа. Пользуясь услугами переводчика и рыбаков, были собраны и сведения по рыболовству. Словом, во время Анатолийской экспедиции большинство дефектов, отмеченных мною в рейсе "Меотиды", уже не имели места!

Исследовательское судно 'Академик Зернов'

Однако экспедиция С. А. Зернова на ледоколе № 1 все же не дала возможности замкнуть полностью кольцо "перипла", ибо, начав исследования от мыса Кара-Бурну на запад от Босфора, экспедиция прошла на восток свыше 300 миль лишь до устья реки Кизил-Ирмак, оставив участок берега между этой рекой и Чорохом неисследованным. Замкнуть "Перипл Понта Евксинского" русским исследователям (В. Н. Никитину) удалось лишь в советское время, когда научному исследованию вообще, а исследованию Черного моря в частности, партия и правительство стали уделять несравненно больше внимания и средств, чем уделялось им в царское время. Здесь не место перечислять те успехи, которых удалось достигнуть в отношении изучения жизни Черного моря большим экспедициям, снаряжавшимся начиная с 20-х годов нашего века силами главным образом сотрудников Севастопольской биологической станции и севастопольских гидрологов Е. Ф. Скворцова и В. Л. Снежинского, наконец, многочисленным местным экспедициям Севастопольской и Новороссийской биологических станций под руководством В. Н. Никитина и В. А. Водяницкого. Работами этих и ряда других экспедиций и отдельных исследователей были даны четкие ответы на все вопросы, оставшиеся открытыми во времена довоенных экспедиций С. А. Зернова, а подчас внесены существенные дополнения и поправки в его данные.

Детальное изучение гидрологии Черного моря экспедициями проф. Н. М. Книповича, а отчасти и рейсами судна "1 Мая" позволяет нам теперь с легкостью ответить на поднятый Зерновым вопрос о причинах "выклинивания биоценозов" в бухтах, лиманах и предустьевых пространствах: выклинивание это происходит в связи с быстрым уменьшением там с глубиной количества кислорода! Работы по бентосу производились советскими исследователями уже количественным методом, т. е. с применением не только драги, но и дночерпателя. Я уже не говорю о работах, касающихся распространения и биологии рыб, особенно промысловых. Однако, как ни значительны достижения исследователей, они далеко еще не сказали своего последнего слова.

И как бы ни были велики успехи экспедиций недавнего прошлого и близкого будущего, они ни в коей мере не могут умалить заслуг экспедиций С. А. Зернова, в их числе и экспедиции "Меотиды" 1909 года, являющихся в истории изучения Черного моря столь же заметной вехой, как и глубомерные экспедиции начала 90-х годов прошлого века с участием Андрусова, Шпиндлера и Остроумова.

В настоящее время изучение Черного моря и его промыслов деятельно продолжается рядом наших исследовательских и научно-промысловых учреждений: Севастопольской, Карадагской, Одесской, Батумской биологическими станциями, Керченским научно-промысловым институтом (АЗЧЕРНИРО), океанографическими станциями АН СССР в Геленджике и Кацивели (Южный берег Крыма) - все они обладают собственными мореходными судами. Отрадно то, что советские ученые работают в хорошем контакте и со своими румынскими и болгарскими друзьями, имеющими биологические станции в Варне (Болгария) и Аджидже (Румыния), намечается контакт и с турецкими учеными.

Молодая Одесская биологическая станция АН УССР, изучающая главным образом северо-западную часть Черного моря, очень много сделала для уточнения границ и углубленного познания режима и фауны знаменитого филлофорного поля Зернова; исследовательское судно - сейнер, оборудованный всеми новейшими приборами и орудиями лова, на котором ведутся исследования Одесской биологической станции, вполне справедливо получило название "Академик Зернов". Каждый раз, когда я по приглашению руководителя Станции профессора К. А. Виноградова принимаю участие в очередном рейсе этого судна к берегам Крыма, я вспоминаю рейс "Меотиды", в котором участвовал молодым студентом - целые полвека тому назад!