Чортова баня

Чортова баня

(

Не верьте, когда говорятъ: нетъ Шайтана. Есть Аллахъ - есть Шайтанъ. Когда уходить светъ, - приходить тень. Слушайте!

Вы знаете Кадыкъ-Койскую будку? За нею гротъ, куда ходятъ испить холодной воды изъ скалы.

Въ прежнiя времена тутъ стояла придорожная баня, и наши старики еще помнять ея камни.

Говорятъ, строилъ ее одинъ отузскiй богачъ. Хотелъ искупить свои грехи, омывая тело бедныхъ путниковъ. Но не успелъ. Умеръ, не достроивъ. Достроилъ ее деревенскiй кузнецъ-цыганъ, о которомь говорили нехорошее.

По ночамъ въ бане светился огонекъ, сизый съ багровымъ отсветомъ. Можетъ быть въ кагане светился человеческiй жиръ. Такъ говорили.

И добрые люди, застигнутые ночью въ пути, спешили обойти злополучное место.

Былъ даже слухъ, что въ бане живетъ самъ Шайтанъ.

Известно, что Шайтанъ любить людскую наготу, чтобы потомъ надъ нею зло посмеяться. Ужъ, конечно, только Шайтанъ могъ подсмотреть у почтеннаго отузскаго аги Талипа такой недостатокъ, что, узнавъ о немъ, вся деревня прыснула отъ смеха.

Кузнецъ часто навещалъ свою баню и оставался въ ней день, другой. Какъ разъ въ это время въ деревне случались всякiя напасти. Пропадала лошадь, тельная телка оказывалась съ распоротымъ брюхомъ, корова безъ вымени, а дикiй деревенскiй бугай возвращался домой понурымъ быкомъ.

Все Шайтановы штуки! А, можетъ быть, и кузнеца. Не даромъ онъ такъ похожъ на Шайтана. Черный, одноглазый, съ переднимъ клыкомъ кабана. Деревня не знала, откуда онъ родомъ и кто былъ его отецъ; только век замечали, что кузнецъ избъгалъ ходить въ мечеть; а мулла не разъ говорилъ, что изъ жертвенныхъ барановъ на Курбанъ-байрамъ самымъ невкуснымъ всегда былъ баранъ цыгана; хуже самой старой козлятины.

Кохтебельскiй мурзакъ, который не верилъ тому, о чемъ говорили въ народе, проезжая однажды мимо грота, сдержалъ лошадь; но лошадь стала такъ горячиться, такъ испуганно фыркать, что мурзакъ решилъ въ другой разъ не останавливаться. Оглянувшись, онъ увиделъ, - онъ это твердо помнить,- какъ на бугорке сами собой запрыгали шайки для мытья.

И много еще случалось такого, о чемъ лучше не разсказывать на ночь.

Впрочемъ, иной разъ, какъ ни старайся, отъ страшнаго не уйдешь.

У Османа была дочь и звали ее Сальгэ. Пуще своего единственнаго глаза берегъ ее старый цыганъ. Однако любви не перехитришь, и, что случилось у Сальгэ съ соседскимъ сыномъ Меметомъ, знали лишь онъ да она. Только и подумать не смелъ Меметъ послать свата. Понималъ, въ чемъ дело. И ръшилъ бежать съ невестой въ соседнюю деревню. Какъ только полный месяцъ начнетъ косить, - такъ и бежать.

И смеялся же косой месяцъ надъ косымъ цыганомъ, когда скакалъ Меметъ изъ деревни съ трепетавшей отъ страха Сальгэ.

Османа не было дома. Онъ проводилъ ночь въ бане. Пилъ заморскiй аракъ, отъ котораго наливаются жилы и синеетъ лицо.

- Наливай еще!

- Не довольно ли? - останавливалъ Шайтанъ. - Слышишь скрипъ арбы? Это козскiй имамъ возвращается изъ Мекки... И грезится старику, какъ выйдеть завтра ему навстречу вся деревня, какъ станутъ все на колени и будутъ кричать: "Святой хаджи!.. Постой, хаджи, еще не доехалъ!" И прежде, чъмъ кузнецъ подумалъ, Шайтанъ распахнулъ дверь. Шарахнулись волы, перевернулась арба, и задремавшiй было имамъ съ ужасомъ увиделъ, какъ вокругъ него зажглись серные огоньки. Хотелъ прошептать святое слово, да позабылъ. Подхватила его нечистая сила и бросила съ размаха на полъ бани.

Нагой и поруганный, съ оплеванной бородой, валялся на полу имамъ, а гнусныя животныя обливали его чемь-то липкимъ и грязнымъ. И хохоталъ Шайтанъ. Дрожали стены бани. - То-то завтра будеть смеху! На коленяхъ стоить глупый народъ, ждеть своего святого, а привезуть пьяненькаго имама! Не стерпелъ обиды имамъ, вспомнилъ святое слово и очнулся на своей арбе, которая за это время уже отъехала далеко отъ грота.

- Да будетъ благословенно имя Аллаха, - прошепталъ имамъ и началъ опять дремать.

А въ бани хохоталъ Шайтанъ. Дрожали стены бани.

- Наливай еще,- кричалъ цыганъ.

- Постой! Слышишь, скачетъ кто-то! - И вихремъ вынесъ нечистый прiятеля на проезжую тропу.

Шарахнулась со всехъ четырехъ ногъ лошадь Мемета, и свалился онъ съ своей ношей прямо къ ногамъ Шайтана.

- А, такъ вотъ кого еще принесло къ намъ! Души его,- крикнулъ Шайтанъ, а самъ схватилъ завернутую въ шаль девушку и бросился съ ней въ баню.

Зарычалъ цыганъ и всадилъ отравленный кинжалъ по самую рукоять между лопатокъ обезумевшаго Мемета.

А изъ бани доносился вопль молодого голоса. "Будетъ потеха, будетъ хорошо сегодня", подумалъ цыганъ и, шатаясь, пошелъ къ бане

Въ невыносимомъ чаду Шайтанъ душилъ распростертую на полу нагую девушку, и та трепетала въ последнихъ судорогахъ.

- Бери теперь, если хочешь!

Обхватилъ цыганъ дъвушку железными руками, прижался къ ней... и узналъ дочь...

- Згне! - крикнулъ онъ не своимъ голосомъ слово заклятья.

И исчезъ Шайтанъ. Помнилъ уговоръ съ Османомъ. Только разъ цыганъ скажетъ это слово, и только разъ сатана подчинится ему.

- Воды, воды, отецъ!

Бросился Османъ къ гроту, а гротъ весь клубился удушливыми серными парами. И не могъ пройти къ воде Османъ. Не зналъ второго слова заклятья. Упалъ и испустилъ духъ.

По утру проъзжiе татары нашли на дороге три трупа и похоронили ихъ у стенъ развалившейся за ночь бани.

- Чортова баня,- назвалъ съ техъ поръ народъ это место.

И я хорошо помню, какъ въ детстве, проезжая мимо грота, наши лошади пугались и храпели.

Не верьте, если вамъ скажутъ: нетъ Шайтана. Есть Аллахъ - есть Шайтанъ! Когда уходить светъ,- приходить тень.