Феодосийское сидение

Переночевав в Феодосии, мы 28 августа направились под мыс Чауда, чтобы посмотреть, не найдется ли там субфоссильных моллюсков. Пересекши залив, мы бросили Драгу почти под самым Чаудинским маяком, на глубине 10 метров (станция № 18). Здесь нашли песок со множеством креветок Crangon и богатейшей фауной моллюсков, среди которых преобладали различные виды сердцевидок. Однако нашлись и полуископаемые моллюски, преимущественно дрейссензиды, правда в небольшом количестве. С. А. Зернов торжествовал - значит они были вымыты из слоев Чауды^*.

^* (Впоследствии К. О. Милашевич определил их как Dreissensia polymerphia regularcs, D. crassa, Neritina liturota, Caspia-gmelini - виды не типичные для слоев Чауды.)

Сделав эту станцию, Зернов хотел было идти в море, чтобы завершить "чаудинский разрез". Этому, однако, помешал поднявшийся ветер. "Надо тикать в порт, не нравится мне что-то погода", - сказал капитан Вишиа. И нам пришлось спешно удирать обратно в Феодосию.

Все усиливавшийся норд-ост чувствительно поддавал нам в корму, но "Меотида" стойко держалась. "Молодец, Мотька, не выдаст!" - ласково говорили матросы по адресу своего неказистого, но весьма мореходного судна.

И вот случилось так, что мы провели в Феодосии почти полных четыре дня, с 29 августа по 1 сентября: в море разыгрывался нешуточный шторм, о котором предупреждали вывешенные в порту сигналы. Работать в открытом море было нельзя, и "Меотиде" приходилось отстаиваться. Впрочем, времени мы даром не потеряли, совершив несколько интересных сухопутных экскурсий и даже подрагировав в феодосийском порту под защитой мола (станция № 19).

Лично для меня было интересно самое посещение незнакомого города, с его бойким базаром и своеобразными аркадами торговых помещений, стиль которых несомненно сохранился еще с генуэзских времен. О них красноречиво повествовали живописные развалины башен, опоясывающие город.

В первый же день пребывания в Феодосии Зернов повел нас с Леней в гости к Михаилу Николаевичу Сарандинаки - видному чиновнику, носившему титул "производителя работ феодосийского порта". Сарандинаки был очень культурным человеком, осведомленным в климатологии, океанографии и геологии Крыма. Держал он себя просто и приветливо (кажется, Зернов познакомился с ним во время своего обследования крымского рыболовства).

Но как мало гармонировала с барским благолепием хозяина и его квартиры внешность нас, гостей! Ведь мы пришли в своих рабочих костюмах, ибо других с собой не взяли: я в своей неизменной матроске, Леня - в затасканной курточке. Костюм же С. А. Зернова, принципиально не обращавшего внимания на свою внешность, был неизменен: потрепанный чесучевый пиджачок, надетый поверх рубашки, сильно смахивавшей на ночную, во всяком случае без малейших признаков галстука.

Знаменитый по всему Севастополю костюм заведующего Биологической станции Академии наук вызывал порой забавные недоразумения, об одном из которых рассказывал нам за столом, довольно ухмыляясь, сам Зернов.

Однажды на станцию запросто, в сопровождении одного лишь адъютанта, явился высокий посетитель, великий князь Константин Константинович, которому, как президенту Академии наук, станция была подведомственна.

Осмотрев аквариум, князь зашел в большую лабораторию, где застал плохо одетого человека, которого он принял за служителя. Обратившись к нему с каким-то вопросом, касающимся станции и проводившихся на ней работ, великий князь получил столь обстоятельные и толковые ответы, что расчувствовался и, уходя, протянул мнимому служителю щедрое вознаграждение на чай в виде золотого "империала" (10 рублей). Как известно, Константин Константинович, наиболее культурный из Романовых, любил играть в демократизм.

К его удивлению, служитель, заложивши руки назад, отказался принять чаевые. "Но возьмите же, коли дают!" - уже нахмурил брови князь. "Да нет, знаете, как-то неудобно брать чаевые, когда, состоя заведующим станцией, получаешь от правительства достаточное содержание!" - отвечал не смущаясь С. А. Зернов. "Ах, простите ради бога, я и не знал!" - пролепетал в смущении князь и поспешно ретировался.

Возбужденный веселыми разговорами, отчасти и соком феодосийских лоз, я с прямолинейностью студента брякнул хозяину что-то насчет эксплуатации Феодосийским портовым управлением квалифицированных специалистов, которые служат на портовых пароходах старшими помощниками, а получают ставку матроса. Михаил Николаевич, по-видимому, очень смутился и даже рассердился; однако, как я узнал вскоре после этого, мое выступление возымело свои результаты, и мой протеже Порчелли стал получать полагающуюся ему ставку.

Познакомились мы также с феодосийским лесничим Ф. И. Зибольдом и его лесными посадками, осмотреть которые горячо рекомендовал нам Сарандинаки. Мы отправились в лесничество на следующий же день. Для этого пришлось идти довольно далеко за город, на склоны обнаженных некогда холмов, окружающих Феодосию. Исключительно . благодаря инициативе, искусству и энергии Зибольда они в описываемое мною время были покрыты молодым сосновым лесом трех-четырехметровой высоты^*.

^* (Во время оккупации в 1941-1944 гг. этот лес, сильно подросший с 1909 года, был почти вырублен.)

Сам Ф. И. Зибольд, бодрый, сухой старик лет 60, с серо-голубыми глазами и седой бородкой, внешностью несколько напоминал К. А. Тимирязева. Он принял нас очень любезно и тотчас же отправился с нами показывать свои владения. Одетый в длинную белую рубаху, подпоясанную ремешком, в соломенной шляпе, опираясь на тонкую тросточку, он легким шагом шел впереди нас, давая пояснения.

Гораздо больше, чем лесными посадками, он был в то время увлечен строительством каменных конденсаторов, при помощи которых думал способствовать разрешению вековечной проблемы Феодосии - проблемы водоснабжения.

Обследуя во время своих облесительных работ обнаженные склоны феодосийских холмов, Зибольд обнаружил не менее 22 древних, обомшелых конденсаторов, сооружавшихся, по-видимому, генуэзцами. Эти сооружения представляли собой просто громадные кучи камня на цементированных площадках со стоками для воды. Идея конденсаторов очень проста: теплый летний воздух, содержащий достаточное количество влаги, входя в промежутки между камнями, охлаждается ниже точки росы и отдает свою влагу, которая, каплями стекая по камням, доходит до бетонированной площадки и струится далее по стоку в небольшой бассейн. Зибольд был совершенно уверен в том, что конденсаторы играли в древности очень большую роль в водоснабжении Кафы. Нужды нет, что они сухи сейчас - их бетонные площадки растрескались и не держат воды.

И вот Зибольд решил соорудить новый конденсатор - больше и совершеннее генуэзских. Выбрав ровное место, он велел заложить круглую бетонную площадку со стоком, а затем насыпать на ней конус крупной морской гальки. В описываемое время усеченный конус этот возвышался над уровнем бетонной площадки не более как на полтора метра, а площадка была довольно велика - не менее 100 квадратных метров. К сожалению, насыпать конус выше уже не имело смысла - площадка дала трещину, и большая часть воды уходила в землю. Тем не менее, открыв кран водостока, Зибольд угостил нас всех прохладной "конденсационной" водой.

Он выражал полную уверенность в том, что и во многих природных источниках вода имеет конденсационное происхождение. В дальнейшем я много раз убеждался в справедливости его предположений. К сожалению, после смерти Зибольда его культурные начинания - и облесение холмов, и строительство конденсаторов-как-то заглохли. Ввиду того что в море работать было нельзя, мы произвели с лодки несколько драгировок в самом порту и при выходе в море. Опытный в таких делах М. Я. Соловьев со скребком облазил обросшие всякой живностью портовые сваи, но ничего существенного не нашел.

С. А. Зернов хотел воспользоваться вынужденным сидением в Феодосии, чтобы расспросить у местных рыбаков, существует ли у феодосийских берегов устричная гряда, подобная тем, которые он нашел под Севастополем и в северо-западной части моря. М. Н. Сарандинаки рекомендовал ему портового водолаза как бывшего рыбака и человека, наиболее компетентного в интересовавших Зернова вопросах. В условленный день и час к нам на "Меотиду" явился водолаз - крупный краснолицый мужчина. На все вопросы, касающиеся наличия устриц в открытом море, он толковых ответов дать не мог, но касательно ракушников, грунтов и заросшей травы в порту и Феодосийском заливе показал полную осведомленность и даже вызвался показать все это в натуре тому из нас, кто согласится спуститься с ним на дно морское в водолазном костюме.

Был назначен день, когда он, водолаз, зайдет за нами на водолазной шлюпке с воздушным насосом и двумя тяжелыми скафандрами. Решили, что, облачившись в скафандр, я спущусь с водолазом на дно бухты, он ознакомит меня с техникой подводных работ, а я посмотрю, как выглядят в натуре биоценозы песка, зостеры и ракушечника. Однако назначенный день пришел и прошел, а водолаз не явился. Посланный за ним портовый служащий вернулся с известием, что водолаз лежит вдрызг пьяный и до конца дня едва ли выйдет на работу.

- Что же, синьор Порчелли, - обратился я к присутствовавшему при разговоре помощнику капитана, - оправдывается-таки ваш итальянский стишок насчет Baccho, tabaco e Venere, которые испепеляют даже водолаза!

- Si, si Baccho e Venere, - сокрушенно закивал тот головой. О, этот водолаз - пропащий человек, он долго не протянет!

Замечательно то, что менее чем через год в Порт-Судане на Красном море у меня сорвался гораздо более заманчивый спуск в скафандре в подводные сады коралловых рифов, сорвался в силу абсолютно тождественной причины - внезапного запоя портового водолаза - такого же плотного, краснолицего человека, родом грека, с которым мы сговорились о дне и часе спуска и даже о сумме, которую я обещал ему заплатить. Очевидно, у людей водолазной профессии служение Посейдону очень часто органически сочетается с культом Вакха!

Махнув на водолазные дела рукой, мы с Леней Андрусовым решили использовать следующий воскресный день, 30 августа, когда водолаз все равно не выйдет на работу, даже если протрезвится, для пешеходной экскурсии на потухший вулкан Кара-Даг, каменными зубцами которого мы неоднократно любовались с моря и о котором я много наслышался на лекциях по геологии Крыма у приват-доцента Владимира Ивановича Цебрикова. К сожалению, эта наша экскурсия на знаменитый вулкан оказалась очень неудачной!

Вышли мы рано, лишь слегка закусив и не взяв никакой провизии: зачем таскать лишний груз, когда у подножия Кара-Дага раскинулся курорт Коктебель и деревня того же названия? Отмахав около 20 километров, отделяющие Феодосию от Кара-Дага, по пыльной и мало интересной дороге, мы как-то прямо уперлись в стену Святой горы и решили форсировать ее "в лоб". На нашу беду, еле заметная тропинка привела нас в каменный амфитеатр с почти отвесными стенами, видимо используемый в качестве каменоломни.

Мы совершенно выбились из сил, пытаясь взобраться по почти отвесным стенам, а когда убедились в безнадежности дальнейших попыток, увидели также, что наше время уже на исходе и мы едва ли успеем вернуться на "Меотиду" засветло, как обещали С. А. Зернову - ведь на следующий день в случае благоприятной погоды было назначено наше отплытие из Феодосии.

Будучи голодны, как волки, мы прежде всего отправились на поиски какой-нибудь столовой или чайной; однако все опрошенные нами прохожие, пожимая плечами, отвечали, что таковых в Коктебеле не имеется. Тогда мы пошли прямо по деревне, надеясь купить брынзы и хлеба или достать хоть молока. Но и здесь нас постигло фиаско!

Никогда я не забуду этого возвращения! Ранние осенние сумерки застали нас примерно на полдороге. Мы шли еле передвигая ноги - усталые, голодные, злые, в полном молчании. Велика была наша радость, когда за пологим перевалом наконец-то засверкали огни Феодосии! На наше счастье, по возвращении на "Меотиду" мы могли основательно подкрепить свои силы полухолодным обедом, предусмотрительно оставленным нам коком.