В бытность свою в Москве в январе 1927 года я купил себе пару каянских лыж, чтобы "тряхнуть стариной в Крыму", где в ту зиму часто шел снег, быстро, впрочем, таявший. Забавный инцидент произошел в жестком вагоне поезда Москва - Севастополь, которым я ехал в Крым. В Синельникове сели в мое купе каких-то два человека. Увидя лыжи, положенные на верхнюю полку, один из них иронически сказал другому: "Посмотрите, какой-то чудак везет на юг лыжи. Интересно, что он с ними будет делать? Шлифовать камни мостовой?" Я сидел, не подавая вида, что "чудак" этот - я сам. Велико было смущение моих спутников, когда, подъезжая к Симферополю, я полез за своими лыжами. "Так это ваши лыжи?" - пролепетал один из скептиков...
Не стану описывать здесь довольно приятных прогулок на лыжах в ближайших окрестностях Симферополя, которые я успел совершить до окончательного становления снега, - расскажу лишь о том, как я использовал их в Заповеднике, где снега выпадает много, и он держится долго. Не дожидаясь обычного приезда за мной "заповедной линейки", я решил навестить Заповедник вне очереди, чтобы походить там на лыжах.
Добравшись до Алушты на автобусе, я за неимением подходящей оказии пошел пешком, неся лыжи на плече. Разумеется, встречавшиеся люди бросали на меня недоумевающие взгляды.
Снег я нашел только за перевалом Кибит-Богаз и уже в темноте пришел в Заповедник на лыжах. Переночевав там и произведя обычную "инспекцию", я узнал, что не буду в Заповеднике в качестве лыжника одиноким, там уже имелась пара плохоньких лыж, и наблюдатель метеорологической станции, родом северянин, иногда на них ходит.
После обеда мы решили с ним совершить лыжную экскурсию на Чучельский перевал и далее в Чучельскую казарму.
Не скажу, чтобы прогулка на лыжах по Романовскому шоссе вверх до перевала доставила нам особое удовольствие: снег был рыхлый, лыжи вязли в нем глубоко, и непрерывный подъем не давал возможности разбега. Гораздо лучше пошло дело, когда, добравшись до перевала и порядочно при этом взмокнув, мы покатили по дороге вниз, под небольшой уклон, и эффектно застопорили у казармы наблюдателя.
Здесь мы сделали довольно длительную остановку и тронулись в обратный путь, когда уже стемнело.
Разумеется, идти обратно по старому лыжному следу было уже значительно легче, но чувствительный подъем все еще не давал возможности сделать разбег. Но вот, снова несколько упарившись, мы достигли перевала. Было совершенно тихо. Полная луна уже поднялась в ясном небе, озаряя снежные поля Бабугана и его скалистые склоны. "Ну, теперь держитесь!" - сказал я своему спутнику и сразу дал полный ход...
Хорошо смазанные лыжи быстро понесли меня по готовой лыжне под уклон, в недра опушенного снегом леса...
Спутник мой, не имевший моего опыта хождения на лыжах, отстал уже на первом колене шоссе, и я несся, как на крыльях, один среди безмолвия леса... До сих пор я не могу забыть наслаждения от этого спуска! Деревья, посеребренные снегом, бросали затейливые теневые узоры на ярко освещенное шоссе, по которому я несся, как велосипедист на свободном ходу своей машины. Мне совсем не надо было прилагать усилий - только на поворотах приходилось слегка притормаживать и быть начеку, чтобы не полететь "за борт" шоссе; делать эти головоломные виражи было нелегко, так как лыжи были обыкновенные каянские, без пяточных ремней. Так несся я, иногда ныряя в густую тень высоких сосен, временами въезжая на ярко освещенные склоны. Наконец, последний поворот, и я у цели.
Расстояние в семь километров я пролетел меньше чем в полчаса, спустившись при этом с высоты 1146 до 685 метров. В жарко натопленной столовой меня ждали горячий ужин и дружеская беседа... Минут через 15 явился и мой спутник.
Несколько молодых сотрудников Заповедника, слушая мой восторженный рассказ о наслаждении спуском, дали мне слово внедрить хождение на лыжах в Заповеднике. "Да ведь это же необходимо,- убеждал я их. - Ведь наблюдатель на Алабаче иногда неделями живет отрезанный от всего мира, когда снега наметет три метра!.."
К сожалению, большого распространения лыжи в Заповеднике не получили. В годы 1935-1915 я много ходил на лыжах под Москвой - специально ездил в Сергиев Посад (ныне Загорск), чтобы кататься с тамошних "гор". Но ни в Сокольниках и Лосином острове, ни в Сергиевом я не получал от лыжных прогулок такого, ни с чем не сравнимого наслаждения, какое получил в 1927 году в Крымских горах, спускаясь с Чучельского перевала светлой лунной ночью.