Тайган

Выехали мы в том же составе, но уже в противоположном направлении - по Феодосийскому шоссе. Ехать пришлось больше часа, так как от Симферополя до Белогорска 40 километров.

Тайганское водохранилище

На двенадцатом километре мы миновали Бештрек, потом на двадцатом большое село Зую; справа от дороги лиловели и алели ароматные поля лаванды и мускатного шалфея, возделываемых для нужд парфюмерной промышленности, за ними синела гряда Крымских гор от Чатыр-Дага до бесформенного плоскогорья Караби-яйлы. Наконец, вдали, несколько левее от шоссе, показался крутой белый уступ скалы Ак-Кая (высотой свыше 365 метров), доминирующий над Белогорском. В сущности довоенный Карасу-Базар получил свое теперешнее название именно от этого далеко видимого уступа, ибо Ак-Кая означает "белая скала".

Не доезжая 5 километров до города, машина круто свернула вправо; перевалив небольшой увал, она остановилась, и мы могли любоваться простиравшимся перед нами огромным Тайганским водохранилищем. "Вот оно, наше Карасу-Базарскоеморе!" - с гордостью произнес Семен Людвигович, сам уроженец старого Карасу-Базара. Действительно, водоем поражал своими размерами, совершенно необычными в северных предгорьях Крыма: занимая долину небольшой реки Сары-Су, левого притока многоводной реки Биюк-Карасу, он, подобно Бахчисарайскому водохранилищу, был вытянутее востока на запад, но вытянут на целых 2100 метров при ширине 1800 метров. Однако форма водохранилища довольно прихотлива, с восточной стороны оно перегорожено высокой (20 метров) дамбой длиной около 1000 метров. Характерная особенность Тайганского водохранилища - наличие почти в центре его небольшого, покрытого древесной растительностью острова, не заливаемого даже при максимальном наполнении.

Недолго думая, мы спустились по грунтовой дороге к водохранилищу и разбили лагерь на северном его берегу. И опять, как несколько дней тому назад на Базар-Джалге, резкий порывистый ветер сильно затруднил установку палатки. Поручив дело помощникам, я решил начать ознакомление с гигантским водохранилищем, обойдя его кругом.

- А успеете ли вы вернуться до темноты, Иван Иванович? - Кто-то спросил меня.

- Успею, не беспокойтесь! - отвечал я и быстро зашагал по направлению к дамбе. Северо-восточный берег, по которому я шел, был совершенно лишен древесной растительности, как, впрочем, и все унылые берега водоема. Лишь на дамбе сохранились ивы. Миновав непривычно длинную дамбу, я почти сразу зашагал вдоль низменного, сильнейшим образом изрезанного южного берега, заросшего ситником (Heleocharis eupalustris), осокой, тростником.

Вскоре я пересек совершенно сухое русло приводного канала, а затем перешел вброд небольшую речку Тайганку, впадавшую в озеро. Берега ее заросли особенно сильно. Своеобразный вид имели луговинки, заросшие "серовойлоч-ным будяком" (Cirsium incanum). На залитых пространствах я опять нашел Bolloschoenus maritimus, затем свинорой (Cynodon dactylon), ползучую лапчатку (Potentilla reptans), водяную гречиху (Polygonum amphibium terrestre).

Удаленность южного берега от жилья сказывалась на обилии птиц: повсюду сновали стайки малых зуйков (Charadrius minor) - мне удалось даже найти яйцо этого куличка. По речке Тайганке держались стайки чибисов и чернышей (Totanus ochropus), один раз пролетели три какие-то утки.

- Порядком у вас птиц! - сказал я встреченному объездчику, обходившему водоем с одностволкой за плечами.

- Бывает, бывает птица, - отвечал он, - а вы разве интересуетесь?

- Как же, интересуюсь, - а что же у вас бывает?

- Да вот сейчас на острове две серые цапли рыбалят, а иногда и белые залетают... Да что цапли! Неделю тому назад здесь пара лебедей держалась. Опять же осенью - мартыны чернокрылые рыбалят. Ну, а во время пролета чего только здесь не бывает - карасубазарским охотникам раздолье: куличья и уток хоть отбавляй.

Пройдя низменным южным берегом, я обогнул такой же низменный и заросший западный, где впадала небольшая речка Сары-Су. Возвращался я уже возвышенным северным берегом, держа путь на приветливый огонь костра нашей стоянки. Считая остановки, обход водохранилища занял у меня около двух часов.

Памятный день 15 июля мы начали с надувания нашей лодки и вдвоем с Семеном Людвиговичем в обычном порядке проделали всю программу исследования: найдя самое глубокое место у плотины, мы на глубине 12 метров установили температуру 20° при 23° на поверхности; следовательно, как и на Эгиз-Оба, резкого температурного скачка не было- вероятно, по той же причине: вчерашний ветер сильно перемешал воду. Вода оказалась очень прозрачной и бедной планктоном: вечером при обработке мы нашли только 0,75 кубических сантиметра осадка, причем в отличие от других водохранилищ преобладали одноклеточные водоросли - перидинеи.

"Ну, теперь к острову - а то мне не терпится там побывать!" - скомандовал я. Отчалив от плотины, мы по пути к острову сделали три лова драгой. Первые два лова убедили нас в абсолютной безжизненности вязкого серого ила с примесью гальки, покрывавшего дно водоема. Лишь во втором лове мы обнаружили несколько крошечных личинок тендипедид. Третий лов мы решили взять у самого берега острова.

Когда мы приблизились к острову, внезапно из прибрежных зарослей сорвались две серые цапли и улетели, тяжело взмахивая крыльями. "Ну, если дежурили цапли - значит, будет пожива и нам!" - сказал Семен Людвигович, закидывая драгу. И действительно, она принесла нам несколько мелких рыбок, которых, очевидно, и подкарауливали цапли: гольца, малька карпа и несколько мальков речного рака.

Высадившись и обойдя небольшой островок, поросший ивами, мы нашли явные следы пребывания здесь удильщиков. Выбрав удобное место, мы посидели минут двадцать, наслаждаясь не столько видом плоских и унылых берегов водоема, за которыми, однако, синела стена Караби-яйлы, сколько сознанием парадоксальности нашего пребывания на одиноком островке, вдруг почему-то выросшем в центре обширного водоема, разлившегося в предгорьях Крыма, там, где недавно паслись косяки коней и стада коров.

"Теперь к южному берегу, в заросли! Уж если там ничего не найдем, значит Карасу-Базарское море никуда не годится!"

Мы добросовестно поработали у южного берега, сделав четыре лова, которые только подтвердили мой пессимистический прогноз. Ил на глубине 4 метров был почти безжизнен, на глубине от 2 до 0,75 метра в зарослях мы опять выловили несколько мальков - пескаря и карпа, тендипедид и мелких клопиков (Mirconecta).

- Негусто!- сказал я, когда Семен Людвигович с большим напряжением вытаскивал драгу последнего замета, в которую набралось много вязкого серого ила,- попробуем те еще, для очистки совести, сделать лов у западного берега!..- Однако этого лова нам уже сделать не удалось.

- Что это? - встревожился вдруг мой помощник,- лодка, никак течет? - И действительно, лодка, хотя и медленно, но все же угрожающе стала заполняться водой, просачивавшейся сквозь щель расклеившихся листов резины. Очевидно, резиновые лодки, пригодные, быть может, для любителей природы, удильщиков и охотников, совсем не пригодны для гидробиологов, работающих драгами и дночерпателями.

Что было делать? Возвращаться к берегу? Но ведь потом придется тащить на руках лодку и все оборудование по топкому лугу и дамбе целых полтора километра.

- Нет, Иван Иванович! - воскликнул Семен Людвигович,- попробуемте все же добраться до стоянки: вы гребите да поэнергичнее, а я буду надувать лодку воздушным насосом, чтобы поддерживать ее плавучесть! - И вот началась своеобразная гонка: нам предстояло проплыть около километра в резиновой лодке, угрожающе продолжавшей терять свою плавучесть, несмотря на все усилия Семена Людвиговича, то с остервенением работавшего насосом, то вычерпывавшего экскурсионной банкой набиравшуюся воду. Утонуть мы не боялись, так как оба были хорошими пловцами. Но наши фотоаппараты, мой бинокль и мое ружье! По счастью, все обошлось благополучно: мы вовремя успели причалить к своему берегу полузатопленную лодку!

Почистившись, помывшись и пообедав, мы стали держать совет - что же делать дальше? Одно было ясно: лодку надо ремонтировать-не столько для того, чтобы сделать на ней еще пару экскурсий, не суливших ничего интересного, сколько потому, что это все же была лодка Пединститута, лишь одолженная Крымской базе Академии наук, и ее надо было возвратить в исправности.

Поручив лаборантам провести обычное гельминтологическое, ихтиологическое и всякое иное исследование добытой рыбы и планктона, мы пошли с Семеном Людвиговичем в Белогорск - искать автомобильного мастера, который смог бы "завулканизировать" прореху. Одновременно мне очень было интересно прогуляться по узким, кривым улицам Белогорска, имея "гидом" его уроженца, знавшего в родном городе каждый переулок.

О прежнем восточном колорите города напоминают полуразвалившиеся домики с решетчатыми окнами, высокие глинобитные стены, руины многочисленных когда-то мечетей, в особенности же узкие, кривые улицы и проулки, по которым не разъехаться и двум извозчикам.

- Представьте себе, Иван Иванович, - пояснял мне мой "проводник",- въедет этак извозчик в такой проулок и кричит во всю глотку: "Айдама! Айдама!" (подожди), чтобы другой навстречу не выехал, а то застрянут оба!

Впрочем, новая западная часть Белогорска имела уже вполне европейский вид.

Побродив по городу, мы наконец-таки нашли в одной автомобильной мастерской некоего Федю, за приличное вознаграждение взявшегося завулканизовать нашу лодку - конечно, он сказал "завтра утром, до работы".

- Отлично, - сказал Семен Людвигович, - а я тем временем сведу вас к Карасу-Баши, т. е. к истокам реки Карасу. Стоит посмотреть вообще, а для нас и необходимо, так как приводящий канал водохранилища берет начало у самых истоков.

Рано утром мы поручили свое аварийное судно попечениям Феди, пришедшего со всем оборудованием, а сами быстрым шагом пошли вверх по реке. Идти было приятно и интересно: тропа шла мощными террасами долины Карасу и вскоре вступила в лес - дубово-грабовый, корявый, но все же тенистый.

Доносились резкие крики сойки и громкое "кья-кья" канюков. У воды бегали бойкие кулички-перевозчики и изящные белые и горные трясогузки. Наконец, пройдя около семи километров, мы вошли в скалистое, сильно заросшее ущелье.

Небольшая речка Тунас, вступившая в него сверху, вдруг расширялась несколькими потоками, кипевшими и бурлившими между обломками камней, как в котле, и вытекала из ущелья широким, мощным потоком Карасу. "Это и есть Карасу-Баши", - сказал Семен Людвигович, подходя к реке.

Ни у одной из крымских речек не видал я столь своеобразного и эффектного "истока": река как бы вырывалась из земли многочисленными жерлами и просто кипела! Немного ниже этого бурлящего котла мы нашли и начало приводного канала водохранилища, который почему-то был закрыт. "Замечательное местечко! - сказал я ,- давайте здесь отдохнем и закусим".

Было неизъяснимо приятно отдохнуть под неумолчный звенящий говор вырывающихся откуда-то из-под земли мощных струй - говор, к которому порой примешивалось надрывное воркование многочисленных бронзово-фиолетовых лесных голубей-витютней, перепархивавших в вершинах.

- И откуда это столько воды берется?! - спросил Семен Людвигович.

- Как откуда?-отвечал я.-Это все ваша Караби-яйла дает-огромное, все пронизанное карстовыми щелями и пустотами известняковое плато, непрерывно конденсирующее атмосферную влагу. Ведь мы сидим почти у самого северного подножия Караби! Насколько я помню, Карасу-Баши считается самым мощным из источников горного Крыма^*... Ну, пора двигаться назад, отпустить Федю - он, вероятно, уже закончил ремонт. Хотя по сути дела надо бы нам еще задержаться - здесь ведь интересные сталактитовые пещеры и гроты есть - в одной из пещер, согласно преданию, около ста лет тому назад скрывался знаменитый разбойник Алим! Сколько этих Алимовых пещер по Крыму разбросано, - сказал я, - давайте заглянем хоть в этот грот!

^* (Вот цифры дебита в литрах в секунду, приводимые для верховьев главнейших крымских рек инженером Д. И. Кочериным:

 Исток Альмы ........... 330   Исток Бельбека ...... 650 
 Исток Качи ............ 400   Исток Черной ........ 1200 
 Исток Салгира (Аян) ... 560   Исток Биюк-Карасу ... 1500 

См. Качерин. Белый уголь в Крыму, сб. "Производительные силы Крыма", т. III, Симферополь, 1921.)

Посмотрев в темное отверстие ближайшей пещеры, мы выпугнули оттуда нескольких летучих мышей и большую сову, которые бесшумными взмахами крыльев полетели искать себе новое убежище. Осмотром этого грота мы ограничились и пустились в обратный путь.

По дороге мы толковали о "несправедливости", оказываемой большинством географов реке Карасу, которая считается лишь притоком реки Салгир, якобы крупнейшей реки Крыма.

- Что за нелепость! - горячился Семен Людвигович, - я вырос на берегах Карасу; большую часть жизни провел на берегах Салгира и могу удостоверить, что никогда Салгир не бывает столь многоводным, как Карасу, - вы же видели ее вчера, когда мы переходили мост!

- Вполне сочувствую вам, - отвечал я. - Я пересекал нижнее течение Салгира до его соединения с Карасу летом - и в русле его не было ни капли воды, а в то же время воды Карасу доходили до самого Сиваша. Хороша "главная" река, в которой меньше воды, чем в "притоке"^*.

^* (По новейшим данным 1949 г. величина стока Салгира у Симферополя 1,52 кубометра в секунду, а реки Биюк-Карасу у Белогорска 1,79 (средние многолетние данные. См. Р. А. Филенко. Основные черты распределения средних многолетних величин речного стока на территории Крыма, "Научный бюллетень ЛГУ", 1949, №24).)

Следуя вдоль реки, мы дошли до обширного омута, и, повинуясь образовавшейся привычке, остановились, чтобы ознакомиться с его растительностью и фауной.

- Знаете что? - сказал я, увидев желтоватых моллюсков Succinea, сидящих на водорослях, - насобираем здесь моллюсков и пустим их в водохранилище; надо же положить начало обогащению его фауны! Я объясняю ее бедность отчасти тем, что приводной канал, когда он работает, приносит в водохранилище почти лишенную жизни родниковую воду Карасу-Баши. - Порывшись в зарослях, мы наловили с десяток желтых Succinea и мелких черных катушек (Planorbis) и завязали их в мокрый платок.

Вернувшись к обеду на стоянку, мы расплатились с Федей, уже закончившим работу, и полюбопытствовали, какие результаты дало лаборантам исследование пойманной Игорем и нами рыбы. Оказалось, что ни один из измеренных четырех пескарей не был длиннее 10 сантиметров; из 12 экземпляров зеркального карпа ни один из трехлетних экземпляров не весил больше 7-7,5 грамма и не превышал длины 10 сантиметров. Пятилетний же карп весил 300 граммов; нас удивило, что наиболее крупный из четырех сазанов того же возраста весит только 228 граммов! Как и следовало ожидать, и карп и сазан по своей упитанности стояли по сравнению с рыбой других водохранилищ на последнем месте.

- Все ясно! - сказал я,- рыба в "Тайганском море" попросту голодает. После обеда пойдемте, Семен Людвигович, к главному инженеру Тайганского водохранилища, - говорят, он очень интересуется рыбой и рыболовством.

Всеволод Всеволодович Епишкин принял нас очень любезно и сообщил много интересного. Оказалось, что, помимо обнаруженных нами рыб - карпа, сазана, гольяна, гольца и пескаря, в водохранилище ловится еще головль и марина (усач). Изредка попадается и очень крупная форель, отличающаяся от обычной речной форели, помимо размеров, и отсутствием красных крапинок; при этом ловится она не только во время наполнения водоема, но и при максимальном спуске воды осенью, задерживаясь даже до октября.

Как и в случае Альминского водохранилища, было ясно, что это была ручьевая форель на пути превращения своего в озерную. В 1955 году С. Л. Делямуре точными промерами установил, что в Тайгане уже живет озерная форель длиной до 55 сантиметров и весом 5-6 килограммов, питающаяся почти исключительно пескарями.

- А каков у вас максимальный спуск? - спросил я,

- Минимальный объем воды мы определяем в 256 000 кубометров,- отвечал инженер,- а максимальный - в 13 800 000; при максимальном наполнении площадь Тайгана - 234 гектара, при спуске - 20.

- Однако! - воскликнули мы в один голос с Семеном Людвиговичем.- При таких скачках поверхности и объема ваш водоем никогда не сможет жить нормальной жизнью и рыба всегда будет голодать!

- Знаю я это, - отвечал Всеволод Всеволодович, - мы и подкармливаем карпов макухой в особом прудике, специально вырытом около дамбы,- они охотно туда заходят, а чтобы облегчить рыбе нерест, я попробую засевать обсохшие берега каким-нибудь злаком, чтобы весной после наполнения водоема рыба могла метать в озимых всходах икру. Расходовать же воду на ирригацию мы должны в первую очередь - ведь нам надо напоить свыше 2000 гектаров садов, не считая огородов... А яблоки у нас превосходные, их экспортируют даже за границу!

- Подобная отговорка логична в случае Альминского водохранилища,- возразил я,- так как к концу лета питающую его Альму курица переходит вброд; но вам-то, вам-то ссылаться на необходимость экономить воду никак нельзя! Ведь сейчас, насколько я могу судить, водохранилище наполнено не до максимального уровня, а между тем приводной канал не работает. А вы старайтесь впредь давать воду в Тайган так, чтобы он по мере возможности был всегда полон до краев - тогда и во время максимального спуска площадь его не будет сокращаться так катастрофически. Тогда у вас и растения укоренятся и пища для карпов будет. А то ведь мало смысла серьезно говорить об обогащении фауны вашего Тайгана, чем я предполагаю заняться, - рыба все равно подохнет!

- Постараюсь по мере возможности учесть ваши пожелания, - обещал нам инженер. - Конечно, мы только любим говорить о целесообразности использовать водоемы для рыборазведения, но фактически мало уделяем этому внимания.

На этом кончился наш разговор с хозяином Тайгана. Под вечер мы еще успели совершить с Семеном Людвиговичем пешеходную экскурсию на южный берег, к устью Тайганки, и выпустили в прибрежные заросли наловленных в реке моллюсков.

Выехав утром на машине, любезно нам предоставленной, мы уже к полудню были в Симферополе. "Завтра воскресенье: надо отдохнуть самим и дать отдых нашим лаборантам. А в понедельник последний этап нашей работы - Аянское водохранилище!"