Письмо Магомету

Письмо Магомету

Татары говорять: мiръ людей - точильное колесо, оно выгодно томy кто умеетъ имъ править.

Фатимэ, жена Аблегани, варила, подъ развесистой орешиной, сладкiй бетмесъ изъ виноградныхъ выжимокъ и думала горькую думу.

Три года не прошло, какъ праздновали ея той-дугунъ.

Первая красавица деревни, какъ персикъ, который начинаетъ пocпевать, она выходила замужъ за перваго богача въ долине. Свадебный мугудекъ, обвитый дорогими тканями и шитыми золотомъ юзбезами, окружало более ста всадниковъ. Горскiе скакуны, въ шелковыхъ лентахъ и цветныхъ платкахъ, обгоняли въ джигитовке одинъ другого. Думбало било целую неделю и чалгиджи не жалели своей груди.

Завидовали все Фатимэ, завидовала въ особенности одна съ черными глазами и сглазила ее. Какъ только вышла Фатимэ замужъ, такъ и пришла болезнь.

Звали хорошаго экима лечить, звали муллу читать - не помогло. Возили на святую гору въ Карадагъ, давали порошки отъ камня съ могилы - хуже стало. Высохла Фатимэ, стала похожа на сухую тарань.

Пересталъ любить ее Аблегани; сердится, что больная у него жена; говорить, какъ сдавить вино въ тарапане, возьметъ въ домъ другую жену.

- Отчего такъ, думала Фатимэ. - Отчего у грековъ, когда есть одна жена, нельзя взять другую; у татаръ - можно? Отчего у однихъ людей - одинъ законъ, у другихъ - другой?

Плакала Фатимэ. Скоро привезуть изъ сада последнiй виноградъ, скоро придеть въ домъ другая съ черными глазами. Ее ласкать будетъ Аблегани; она будетъ хозяйкой въ доме; обидитъ, насмеется надъ бедной, больной Фатимэ, въ чуланъ ее прогонить.

- Нетъ,- решила Фатимэ,- не будетъ того, лучше жить не буду, лучше въ колодецъ брошусь.

Решила и ночью yбежaлa къ колодцу, чтобы утопиться.

Нагнулась надъ водой и видитъ Азраила; погрозилъ ей Азраилъ пальцемъ, взмахнулъ крылами, какъ нежный голосъ коснулся ея сердца, и унесся къ небу, на югъ.

Схватились старухи, что нетъ дома Фатимэ, бросились искать ее и нашли на земле у колодца; а въ рукахъ у нее было перо отъ крыла, белее лебединаго.

Умирала Фатимэ, но успела сказать, что случилось съ нею.

Собрались козскiя женщины, всю ночь говорили, спорили, ссорились, жалели Фатимэ, думали, что и съ ними можетъ то же случиться. И вотъ нашлась одна, дочь эфенди, которая знала письмо - ученой была.

- Скажи, - спрашивали ее, - где написано, чтобы когда жена больной, старой станетъ, мужъ бралъ новую въ домъ. Где написано?

- Захотели - написали,- отвечала дочь эфенди.- Мало ли чего можно написать.

- Вотъ ты знаешь письмо, напиши такъ, чтобы мужъ другую жену не бралъ, когда въ доме есть одна.

- Кому написать? - возражала Зейнепъ.- Падишаху? Посмеется только. У самого тысяча женъ, даже больше.

Задумались женщины. Но нашлась, которая догадалась.

- Кто оставилъ Фатимэ перо? Ангелъ. Значить - пиши Пророку. Хорошо только пиши. Bсе будутъ согласны. Кто захочетъ, чтобы мужъ взялъ молодую хары, когда сама старой станешь. Пиши. Bсе руку дадимъ.

- А пошлемъ какъ?

- Съ птицей пошлемъ. Птица къ небу летитъ. Письмо отнесетъ.

- Отцу нужно сказать, - говорила Зейнепъ.

- Дура, Зейнепъ. Отцу скажешь - все дело испортишь. Другое письмо напишетъ, напротивъ напишетъ.

Уговаривали женщины Зейнепъ, обещали самую лучшую мараму подарить и уговорили.

Села на корточки Зейнепъ, положила на колени бумагу и стала писать белымъ перомъ ангела письмо Магомету.

Долго писала, хорошо писала, все написала. Замолчали женщины, пока перо скрипело, только вздыхали по временамъ.

А когда кончили - перо улетело къ небу догонять ангела.

Завязала Зейнепъ бумагу золотой ниткой, привязала къ хвосту белой сороки, которую поймали днемъ мальчишки, и пустила на волю.

Улетела птица. Стали ждать татарки, что будетъ. Другъ другу обещали не говорить мужьямъ, что сделали, чтобы не засмеяли ихъ.

Но одна не выдержала и разсказала мужу.

Смеялся мужъ; узнали другiе, потешались надъ бабьей глупостью, дразнили женщинъ сорочьимъ хвостомъ. А старый козскiй мулла сталъ съ техъ поръ плевать на женщинъ.

Стыдились женщины, - увидели, что глупость сделали; старались не вспоминать о письме.

Но мужья не забывали и, когда сердились на женъ, кричали: - Пиши письмо на хвосте сороки.

Выросла молодежь и тоже, за отцами, стыдила женщинъ. Смеялись и внуки и, смеясь, не заметили какъ не стало ни у кого двухъ женъ, ни въ Козахъ, ни въ Отузахъ, ни въ Таракташе.

Можетъ быть баранина дорогой стала; можетъ быть самимъ мужчинамъ стыдно стало, можетъ быть ответъ пророка на письмо пришелъ. Не знаю.