Разбойничья пещера

Разбойничья пещера

(Кизильташское преданiе.)

Много лет прошло, какъ увезли въ Сибирь Алима, а старокрымская гречанка, укачивая дитя, все еще поет песенку объ удальце, который не зналъ пощады, когда нападалъ, но глаза котораго казались взглядомъ лани, когда онъ бралъ на руки ребенка.

И въ долгiе зимнiе вечера, когда въ трубе завываетъ ветеръ и шумитъ недобрымъ шумомъ бушующее море, татары любятъ, сидя у очага, послушать разсказъ старика о последнемъ джигите Крыма-Алиме, которымъ гордились горы, потому что въ немъ жило безумiе храбраго и потому, что никогда не знали отъ него обиды слабый и беднякъ.

Шелъ прямо къ сердцу Алимовъ кинжалъ, взмахъ шашки его разсекалъ пополамъ человека и заколдованная пуля умела свернуть за скалу, чтобы настичь укрывшагося.

Какъ грозы боялись люди Алима и во всей округе только одинъ человекъ искалъ встречи съ нимъ. То былъ старый карасубазарскiй начальникъ, о которомъ разсказывали, что кулакъ его тяжелей кантарной гири, а отъ остраго взгляда его не укрыться даже подъ землей.

Семь летъ подъ рядъ только о немъ да объ Алиме говорилъ Крымъ; семь разъ за эти годы попадалъ Алимъ въ руки стражей и семь разъ, разбивъ кандалы, успевалъ бежaть въ таракташскiе леса, въ ногайскую степь. А въ горахъ и въ степи вся татарская молодежь стояла за него и старые хаджи, совершая намазъ, призывали лишнiй разъ имя Аллаха, чтобы онъ оградилъ Алима отъ неминучей беды.

Нависла надъ нимъ черная туча и знали объ этомъ мудрые старики.

Ибо нельзя было плясать на одной веревке двумъ плясунамъ, какъ говорилъ отузскiй мулла.

Въ тотъ годъ стояла въ Крыму небывалая стужа; терпелъ беднякъ, но было не лучше богачу, такъ какъ по дорогамъ шелъ стонъ отъ Алимова разбоя.

Алима видели въ разныхъ местахъ, появлялся онъ въ местечкахъ и городахъ, и былъ даже слухъ, что заходилъ къ самому карасубазарскому начальнику-предлагалъ ему выдать Алима.

Говорили въ народе, что начальникъ сказалъ: - Будетъ Алимъ въ моихъ рукахъ - сто карбованцевъ тебе. Засмеялся Алимъ, крикнулъ начальнику: - Вотъ былъ Алимъ въ твоихъ рукахъ, да не умелъ ты взять его. Прыгнулъ въ окно и ускакалъ изъ города.

Не догнала погоня. Белый конь Алимовъ былъ о трехъ ноздряхъ, съ тремя отдушинами въ груди, чтобы три дня могъ скакать безъ отдыха.

Тогда двинули со всехъ сторонъ стражей и окружили таракташскiй лесъ.

Но Алима не нашли. Успелъ вовремя предупредить отузскiй кефеджи и Алимъ ушелъ въ Кизильташъ. Тамъ была пещера, где укрывались разбойники въ ненастье и откуда шелъ ходъ въ подземелье. А въ подземелье хранились Алимова добыча и запасы. Была и другая пещера со святой водой, которая целила раны и удваивала силы людей.

Здесь въ Кизильташе притихъ на время Алимъ. Знали объ этомъ только отузскiй кефеджи, да его подручный Баталъ. Но Баталъ готовъ былъ скорее проглотить свой языкъ, чемъ выдать Алима. Любилъ и баловалъ Алимъ его сиротку, маленькую Шашнэ и слалъ ей черезъ отца то турецкую феску, то расшитые папучи, то золотую серьгу. Хвастала Шашнэ, показывая подругамъ новые подарки. Будетъ большой - весь кизиль-ташскiй кладь отдастъ ей Алимъ и самъ женится на ней. Услышала о томъ дочь грека дангалака, сказала отцу. Отецъ боялся Алима и не любилъ его, потому что когда боишься - всегда не любишь.

И къ тому же была между ними кровь: убилъ Алимъ въ разбое родича дангалака. Чуть светъ поскакалъ дангалакъ въ городъ, а къ вечеру въ Отузы прибыль начальникъ и собралъ сходъ.

Коршуномъ погляделъ онъ на татаръ.

- Чтобы курица изъ деревни не вышла, чтобы голубь за околицей не парилъ, пока Алимъ не будетъ въ моихъ рукахъ.

И поняли татары, что пришелъ Алиму конецъ.

Никто не спалъ въ деревне въ эту ночь. Визжалъ вихремъ Шайтанъ по дороге, ломалъ деревья по садамъ, мертвымъ стукомъ стучалъ въ дверь труса и кидался на прохожаго бешенымъ ливнемъ.

Жутко было итти стражамъ по кизильташской тропе. Жутью дышалъ лесъ нагорья и гуломъ гуделъ облажной дождь, сбегая тысячью потоковъ въ ущелья кизильташской котловины.

Не ждали разбойники въ эту ночь никого и, укрывшись въ чекмени, спали въ Разбойничьей пещере вокругъ догоравшаго костра.

Спалъ и Алимъ зыбкимъ сномъ. Виделъ, будто забылъ испить къ ночи святой воды, какъ делалъ всегда, и вбегаетъ въ Святую пещеру, но въ источнике, вместо воды, кипитъ кровь. А сверху, со скалъ свесились кольцами черныя змеи, и одна изъ нихъ, скользкая и холодная, обвила его шею узломъ.

Вскрикнулъ Алимъ отъ боли, открылъ глаза и увиделъ надъ собой громаднаго человека, который давилъ ему грудь и сжималъ горло.

Выскользнулъ Алимъ, но ударъ подъ сердце лишилъ его сознашя. А когда очнулся, то лежалъ уже связаннымъ вместе со всей шайкой.

- Здравствуй Алимъ, былъ ты у меня въ гостяхъ, теперь, видишь, я къ тебе пришелъ, - говорилъ надъ нимъ кто-то.

Потемнело опять въ глазахъ Алима, а когда вновь пришелъ въ себя, былъ день и несли его на носилкахъ вдоль деревенской улицы. Точно вымерла вся деревня. Ни души не было видно, прятались все отъ взора начальника. Посмотрелъ начальникъ на Алима, точно что-то спросилъ, и отвътилъ Алимъ взоромъ:- Знаю, не будетъ больше джигитовъ въ Крыму.

А къ полудню у сельскаго правленiя собрались арбы, къ которымъ были прикованы разбойники. Въ кандалахъ лежалъ Алимъ и съ нимъ кефеджи съ Баталомъ. Все было готово, чтобы тронуться въ путь. Собралась вся деревня, вышелъ изъ правленiя начальникъ; плакала, ласкаясь къ отцу, Баталова Шашнэ.

- Не плачь,- сказалъ начальникъ девочке,- скоро отецъ вернется, и, посмотревъ на Алима, добавилъ: - чуть, было, незабылъ, за мною ведь долгъ. Помнишь, я обещалъ, когда Алимъ будетъ въ моихъ рукахъ, сто карбованцевъ тебе? Алимъ въ моихъ рукахъ,- деньги твои.

- Отдай ихъ ей,- показалъ Алимъ на девочку.

Арбы медленно двинулись въ путь и уже навсегда увезли изъ горъ Алима.