Антарамъ

Антарамъ

Когда Седракъ-начальникъ, Седракъ-Бахръ-башъ, решилъ жениться, все говорили: не будеть толку. Человеку за шестьдесятъ, а невеста не поднимала еще глазъ на мужчину. И жалели Антарамъ.

Но Седракъ-начальникъ нашелъ горный цветокъ, лучше котораго не видалъ, и не хотелъ, чтобы онъ достался другому.

А что решалъ Седракъ-начальникъ, отъ того никогда не отступалъ.

И Седракъ-начальникъ женился на Антарамъ.

Чалкинцы поздравляли:

- Послалъ Богъ счастье. Но между собой говорили:

- Запреть старикъ бедную Антарамъ. Къ чему и богатство!

И заперъ Седракъ-начальникъ молодую жену въ своемъ чалкинскомъ балате, где били фонтаны и ломились подъ тяжестью плодовъ фруктовыя деревья, но куда никто не проникалъ кроме старухъ и стариковъ.

Такъ не видели чалкинцы Антарамъ целый годъ, а когда увидали на празднике Сурпъ-хача въ Эскикрымскомъ монастырe, не узнали ее. Не улыбалась больше Антарамъ и стала похожа на святую Шушанику.

Благословилъ ее после службы старый архимандритъ и, такъ, чтобы не услышали другiе, сказалъ:

- Не грусти. Все въ волe Божiей.

И избралъ ее, чтобы раздавала награды борцамъ, которые пришли изъ Эски-Крыма, Карадага и Чалковъ показать свою удаль и силу.

Узнали борцы, кто будеть раздавать награды, и въ кругу собравшагося народа началась борьба молодежи, какой давно не видели.

Не жалели себя молодцы. Какъ тигры бросались другъ на друга, и напряженные мускулы ихъ казались выкованными изъ железа.

Особенно восхищалъ всехъ Георгiй изъ Чалковъ. Онъ въ мигъ укладывалъ на землю неопытнаго противника и, поднявъ его на вытянутыхъ рукахъ, держалъ долго надъ головой.

Загорелись глаза у Антарамъ и отдала она ему первую награду-арабскiй диргемъ и шелковую ткань для праздничнаго наряда. Преклонился предъ нею Георгiй и чуть слышно вымолвилъ:

- Имисъ окисъ, сердце мое!

Кивнулъ на поклонъ небрежно головой Седракъ-начальникъ, отплюнулся въ сторону.

- Молодость только и годится, чтобы хвастать своими мускулами, оттого, что не чемъ больше.

И поспъшилъ увезти Антарамъ въ свои Чалки.

Потянулся второй годъ хуже перваго. Тосковала Антарамъ, и отъ тоски стала еще прекраснее.

Мускусъ бронзоваго тела ея пьянилъ старика, а тени думки на лице затемняли у него разсудокъ.

Жизнь бы отдалъ за нее Седракъ-начальникъ, умеръ бы, обнявъ ея колени, и мучилъ ее безъ конца безумной ревностью, и ненавиделъ всехъ людей, на которыхъ она могла посмотръть.

Чтобы не оставлять жены безъ себя, онъ редко выходилъ изъ балата и оттого казался чалкинцемъ еще болъе неприступнымъ и суровымъ.

И вдругъ дошла весть, что на Кохтебель напали арнауты, вырезали армянъ, сожгли церковь, убили священника.

Взволновались Чалки, и все, кто могъ, стали отправлять женъ и детей въ дальнiя деревни. Пришлось и Седраку-начальнику разстаться съ Антарамъ. Окруживъ всадниками, онъ отправилъ ее къ старому другу, въ котораго верилъ, и сталъ ждать вестей.

Писала Антарамъ. Но письма не глаза, - не прочтешь въ нихъ, что прочтешь въ глазахъ.

И мучился Седракъ-начальникъ отъ ревности еще больше, чемъ прежде. Переменилъ людей при Антарамъ, послалъ старуху следить, съ кемъ она больше говорить, на кого охотно смотрить.

Вернулась старуха.

- Напрасно оставилъ при ней Георгiя. Самъ себъ беду делаешь.

Въ ту же ночь полетелъ гонецъ за Георгiмъ, а на утро прибыль Георгiй съ письмомъ отъ Антарамъ.

Прочелъ Седракъ-начальникъ письмо и сталъ белее стены. Въ первый разь упрекала его Антарамъ, въ первый разь жаловалась на судьбу.

- Зачемъ не веришь людямъ, зачемъ отозвалъ Георгiя? Онъ самый верный слуга. Зачемъ обиделъ меня?

Сверкнулъ злобой косой глазъ Седрака-начальника, и приказалъ онъ Георгiю отвезти письмо въ станъ арнаутовъ. Зналъ - чемъ кончится дело.

И вернулъ Антарамъ въ Чалки.

Не посмотрелъ на нее, когда она вошла въ домъ; заперъ въ глухую башню, а ключъ швырнулъ въ пропасть.

- Теперь люби своего Георгiя.

И целыя ночи неслись стоны изъ башни, и рвалъ седые волосы Седракъ-начальникъ, и боялись люди подходить къ нему.

А на третью ночь затихли стоны и показалось Седраку-начальнику, что подошла къ нему тень Антарамъ и стала гладить его больную голову.

- Я умерла, - шептала тень, - и скоро уйду отсюда, и пришла къ тебе только, чтобы успокоить тебя. Антарамъ не изменила тебе и, когда другiе люди не любили тебя, Антарамъ берегла твою старость. Хотелъ Георгiй убить тебя, Антарамъ сказала: Искупи грехъ своей мысли. Если любишь, отдашь жизнь за него. И поклялся Георгiй сделать такъ. Невинна Антарамъ. Клялась она быть верной тебе, такой и умерла.

Бросился Седракъ-начальникъ къ башне, разбудилъ людей, велелъ взломать двери.

Вбежали люди въ башню и увидели Антарамъ мертвой.

Три дня не пилъ и не елъ Седракъ-начальникъ, стоялъ у остывшаго тела; самъ положилъ его въ могилу, самъ засыпалъ землею и своими руками построилъ часовню на могиле, хотя и не былъ каменщикомъ. А когда окончилъ работу, тутъ же и умеръ.

И была на часовне высечена надпись:

"Построилъ часовню на могиле жены начальникъ крепости Седракъ. Замучилъ бедную напрасно. Господи; прости ему тяжкiе грехъ".

Летъ тридцать назадъ работавшiе въ Чалкахъ инженеры нашли у источника Бахръ-башъ-чокракъ, подъ Эчкидагомъ, развалины часовни и камень съ высеченною надписью на старо-армянскомъ языке.

Прочли:

"Построилъ часовню на могиле жены начальникъ крепости…"

Время стерло остальныя слова.

Видно, простилъ Господь Седраку его тяжкiй грехъ.

Грехи простит ему Господь