Въ нашихъ старыхъ рукописныхъ сборникахъ, минеяхъ и торжественникахъ встречается разсказъ, какъ, вскоре по кончине св. Стефана Сурожскаго, стало быть въ конце VIII или въ начале IX века,- на Сурожъ, теперешнiй Судакъ, напалъ русскiй князь Бравлинъ. Онъ пришелъ изъ Новгорода, и, прежде чемъ осадить Сурожъ, опустошилъ все побережье Чернаго моря, отъ Корсуня до Керчи. Десять дней продолжалась осада Сурожа, но на одиннадцатый, когда удалось взломать Железныя ворота, городъ палъ и былъ преданъ грабежу. Съ мечомъ въ руке, самъ Бравлинъ бросился къ св. Софiи, где покоились въ драгоценной раке мощи святого Стефана, разсекъ двери храма и захватилъ его сокровища. Но тутъ случилось чудо. У раки святого постигъ князя параличъ. Понявъ кару свыше, Бравлинъ вернулъ храму все захваченное, и, когда это не помогло, приказалъ своимъ воинамъ очистить городъ, отдать святому Стефану всю награбленную въ Крыму церковную утварь и, наконецъ, решилъ креститься. Прiемникъ святого Стефана архiепископъ Филаретъ, въ сослуженiи местнаго духовенства, тутъ же совершилъ крещеше князя, а затемъ и его бояръ. После этого Бравлинъ почувствовалъ облегченiе, но полное исцеленiе получилъ лишь, когда, по совету духовенства, далъ обить освободить всехъ пленныхъ, захваченныхъ на крымскомъ побережье. Внеся богатый вкладъ святому Стефану и почтивъ своимъ приветомъ местнoe населенiе, князь Бравлинъ удалился изъ Сурожскихъ пределовъ.
Таково содержанiе легенды, которая представляетъ для насъ, русскихъ, несомненный интересъ.
Въ самомъ деле, Сурожская легенда говорить объ историческомъ факте, неизвестномъ намъ ни по летописи, ни по другимъ источникамъ. Она называетъ имена действующихъ лицъ и место действiя, устанавливаетъ приблизительную дату событiя, и всемъ этимъ проливаетъ некоторый светъ на эпоху, на полстолетiя предшествующую той, съ которой мы привыкли связывать выступленiе русскихъ на историческую арену.
Самъ по себе фактъ отвечаетъ возможностямъ времени. Ныне окончательно установлено, что походъ русскихъ на Царьградъ временъ Аскольда и Дира, отнесенный летописью къ 866-му году, имелъ место въ действительности въ 860-мъ году, т.-е. ранee офицiальной даты бытiя Руси. Но если въ половине девятаго векa могъ быть совершонъ морской походъ на дальнiй Царьградъ, то мысль о более раннихъ походахъ на более близкiя крымскiя колонiи напрашивается сама собой.
Пусть передъ нами только легенда, носящая яркую религiозную окраску, но если ея показанiя не противоречат исторической обстановке, то нетъ основанiй отвергать иллюстрируемый ею фактъ. Ведь, какъ показалъ недавно обнародованный отрывокъ изъ житiя Василiя Новаго, самыя фантастическiя произведенiя ariorpaфической литературы передаютъ иногда безусловно точно отчеть о событiи.
Наша Сурожская легенда связана съ именемъ Стефана Сурожскаго. Св. Стефанъ - лицо историческое и память о немъ закреплена минологiемъ* Василiя конца X века. По этому минологiю св. Стефанъ пострадалъ за иконы при царе Константине Копрониме (741-775 г.), и нетъ никакого сомненiя, что это его подпись дошла до насъ въ протоколе пятаго заседанiя на седьмомъ вселенскомъ Никейскомъ соборе 787-го года ("Стефанъ, недостойный епископъ города Сугдайскаго, охотно принимая все выше описанное, подписался". Сугдею или Сугдаю pyccкie называли Сурожемъ).
* (Месяцесловъ.)
То обстоятельство, что греческая церковь не празднуетъ памяти этого святого, не должно смущать изследователя, такъ какъ Стефанъ Сурожскiй былъ местный святой, и чествованiе его могло не выходить за местные крымскiе пределы. А что въ Крыму, и именно въ Суроже, онъ былъ почитаемъ,- доказываетъ Сугдейскiй синаксарiй XII века, найденный въ сороковыхъ годахъ прошлаго столетiя въ библiотеке греческой богословской школы на острове Халки (близъ Константинополя).
Въ немъ помещено краткое житiе Стефана Сурожскаго и на поляхъ сделаны пометки последующими обладателями рукописи XIII и XV вековъ, пометки, относящiяся къ интересамъ и событiямъ местной сурожской жизни. Изъ этихъ пометокъ можно заключить, что память св. Стефана праздновалась, какъ у насъ теперь, 15-го декабря, что мощи его покоились въ алтаре св. Софiи, и что въ Суроже въ честь его была построена церковь, которую, вместе съ св. Софiею, разрушилъ въ 1327-мъ году некiй Агачъ Пасли. Уцелели ли при этомъ мощи св. Стефана и сохранялись ли оне после того въ Суроже до времени окончательнаго разгрома города турками, въ конце XV века, не выяснено.
Но если мы не знаемъ ни одного подробнаго греческаго житiя Стефана Сурожскаго съ приведенiемъ посмертныхъ чудесъ и въ томъ же числе чуда съ русскимъ княземъ Бравлинымъ, то такiя житiя святого въ древнерусской литературе XV-XVI века не составляютъ исключенiя.
Еще въ начале XV века въ Москву прибылъ изъ Сурожа Стефанъ Васильевичъ Сурожскiй (родоначальникъ Головиныхъ и Третьяковыхъ), и, можетъ быть, онъ-то и завезъ на Русь житiе св. Стефана, какъ остроумно догадывается В. Васильевскiй въ своемъ известномъ труде "Житiи свв. Георгiя Амостридскаго и Стефана Сурожскаго". Вероятно, переводомъ на русскiй языкъ онъ и популяризировалъ привезенное житiе.
Для успеха такой популяризацiи почва была вполне подготовлена постоянными торговыми связями русскихъ съ сурожцами. Шелковые сурожскiе товары были въ большомъ ходу, а въ Новгороде былъ особый Сурожскiй дворъ. Pyccкie жили въ Суроже, какъ сурожане на Москве, и имя сурожанина не даромъ запечатлено въ нашихъ былинахъ.
Изъ пометокъ на поляхъ сурожскаго синаксарiя мы знаемъ, что сурожане чествовали память новоявленныхъ русскихъ святыхъ, князей Давида и Романа, темъ понятнее было чествованiе на Руси греческаго сурожскаго святого.
Надо думать, что русское житiе Стефана появилось именно въ XV веке, а не раньше, такъ какъ въ составь его вошло заимствованiе изъ житiя Петра митрополита, а митрополитъ Петръ умеръ въ началъ XV века. Такое житiе отъ XV века дошло до насъ въ сборнике Румянцовскаго музея № 435 и страницы этого сборника, относящiяся къ походу Бравлина, мы приводимъ ниже.
Съ этого же времени на житiе Стефана начинаютъ делаться посылки. Такъ въ жизнеописанiи преп. Дмитрiя Прилуцкаго, составленномъ во второй половине XV века, какъ отметилъ В. О. Ключевскiй, приведенъ разсказъ изъ Стефанова житiя.
Въ XVI веке житiе Стефана Сурожскаго разсматривается уже какъ важный историческiй документъ, и приведенный въ немъ разсказъ о походе князя Бравлина принимается какъ фактъ. Такъ Степенная книга царскаго родословiя говорить:
"Иже и преже Рюрикова пришествiя въ словенскую землю, не худа бяша держава словенскаго языка; воинствоваху бо и тогда на многiя страны, на Селунскiй градъ и на Херсонь и на прочихъ тамо, якоже свидътельствуетъ нечто мало отъ части въ чудесехъ великомученика Димитрiя и святого архiепископа Стефана Сурожскаго".
Однако въ последующее время довеpie къ исторической ценности житiя падаетъ, и эпизодъ съ княземъ Бравинымъ не входить ни въ печатный прологъ 1642-го года, ни въ Минеи-Четьи Димитрiя Ростовскаго. Постепенно легенда о походе на Сурожъ ускользаеть изъ историко-литературнаго кругозора, и забывается настолько основательно, что, только благодаря найденному Востоковымъ одному рукописному сборнику съ легендой, наши историки снова вспомнили о ней съ половины XIX века.
Разбирая и оценивая достоверность этой легенды, приходили къ самымъ различнымъ заключенiямъ. Одни принимали, другiе отрицали ее, третьи прiурочивали, сообщаемый въ легенде фактъ, къ более позднимъ временамъ. Составилась целая литература предмета. Куникъ и Гедеоновъ, Иловайскiй, Макарiй, Филаретъ и Порфирiй, Соловьевъ и Бестужевъ-Рюминъ посвятили легенде свои строки. Но особенно обстоятельно, съ полною тщательностью, разобралъ вопросъ В. Васильевскiй. Анализируя матерiалъ, Васильевскiй заключаетъ, что русскiй излагатель легенды несомненно кое-что добавилъ отъ себя сверхъ того, что было въ греческой рукописи, не той, которая дошла до насъ съ краткимъ житiемъ Стефана, а другой, содержавшей житiе съ посмертными чудесами до насъ не дошедшей. Такъ, приспособляясь къ тогдашнимъ литературнымъ вкусамъ русскаго общества, онъ внесъ добавленiя изъ житiй Iоанна Златоуста и Петра Митрополита. Однако авторъ славяно-русской редакцiи Стефанова житiя въ отношенiи фактической стороны строго держался греческаго источника. Онъ не сделалъ промаха ни въ наименованiи храма, где почивали мощи, ни въ другихъ случаяхъ и сохранилъ имя Бравлина, не пытаясь даже пояснить русскому читателю это малопонятное для него имя.
Такiя попытки впрочемъ делались позднее переписчиками русскаго Стефанова житiя. Такъ въ сборнике Румянцовскаго музея № 434-XVI века вместо: князь Бравлинъ-написано: князь бранливъ. Конечно, если бы въ начальной редакцiи стояло бранливъ, то это слово, не вызывая недоразуменiй, удержалась бы переписчиками и не перешло въ непонятное имя Бравлина*.
* (Къ тому же заключенiю приводить сопоставление текстовъ Торжественниковъ Румянцовскаго Музея № 434 и 435.)
Итакъ, у насъ нетъ основанiя допускать, что легенда о походе Бравлина сочинена авторомъ русскаго житiя Стефана Сурожскаго, а не почерпнута имъ изъ греческаго источника. Если вспомнить, что кроме житiя св. Стефана въ русскiй церковный обиходъ вошла и служба святому съ двумя канонами, что въ одной изъ стихиръ службы Стефанъ величается защитникомъ сурожанъ и хранителемъ града, что тамъ же воспевается фактъ, когда нападавшие на Сурожъ потерпели неудачу и посрамленiе и что служба святому была, очевидно, составлена въ Суроже, где покоились его мощи, где былъ въ честь его построенъ храмъ и где праздновалась его память,- то все это только подтверждает что въ полномъ греческомъ житiи должны были заключаться посмертныя чудеса святого и въ томъ числе и чудо съ княземъ Бравлинымъ, напавшимъ на Сурожъ.
Авторъ этого полнаго греческаго житiя св. Стефана, вероятно, жилъ въ относительно близкое къ нему время, потому что до него дошли все подробности его жизни и народный разсказъ о посмертныхъ чудесахъ, съ сохраненiемъ въ точности именъ и названiи, исторически правильныхъ.
И нельзя сомневаться, что передавая посмертное чудо съ княземъ Бравлинымъ, онъ имелъ въ виду хорошо известный ему историческiй, а не вымышленный фактъ нападенiя русскихъ на Сурожъ.
На Сурожъ, какъ и на все побережье Крыма, въ те времена не разъ нападали варварскiе отряды, грабили и опустошали богатые берега. Объ этомъ свидетельствуеть, напримеръ, итальянская легенда о перенесенiи мощей св. Климента, историческiй характеръ которой не подлежить сомненiю; а житiе Георгiя Амастридскаго, которое дошло до насъ въ греческой рукописи, устанавливаеть, что нападенiя русскихъ на черноморское побережье имели место ранее 842 г.
Такимъ образомъ следуеть признать, что какой-то русскiй князь Бравлинъ въ конце VIII-го или въ начале IX-го века, сделавъ успешный набегъ на побережье Крыма, действительно осадилъ и взялъ Сурожъ, и вполне допустимо, что, подъ непосредственнымъ впечатленiемъ своего соприкосновенiя съ христiанскимъ мiромъ, прioбщился и самъ къ нему.
Кого же авторъ грекъ той эпохи могъ иметь въ виду подъ именемъ русскихъ или россовъ?
Греческiй писатель Х-го века Левъ Дiаконъ въ одномъ месте говорить, что императоръ Никифоръ послалъ Калокира къ тавро-скиоамъ, называемымъ обыкновенно россами, и что Калокиръ, пришедши въ Скиоiю, понравился начальнику тавровъ (Святославу). Надо думать, что и авторъ Стефанова житiя, говоря о русскихъ, имелъ въ виду техъ же тавро-скиоовъ, обитавшихъ въ Приднепровье, въ Тмутаракани и въ Тавриде.
Надъ этими тавро-скиоскими племенами господствовали хозары, но господство хозаръ было непрочное, такъ что подвластные имъ народы имели возможность действовать въ иныхъ случаяхъ вполне самостоятельно.
Въ 839 году, по словамъ Бертинской летописи, въ Ингельгеймъ къ Людовику Благочестивому прибыли черезъ Константинополь, вместе съ послами Императора Феофила, послы отъ имени какого-то Хакана и заявили, что ихъ зовуть русскими.
Хаканъ? Былъ ли то ихъ прямой государь или хазарскiй каганъ-верховный властитель, трудно сказать.
Но и это посольство отчасти говорить за то, что сообщаемыя сурожскою легендою сведения о походе русскаго князя Бравлина на Крымъ и Сурожъ - не выдумка, а исторически вполне допустимый фактъ.
Само непонятное имя Бравлина не носить ли вестготскаго отпечатка? (Известенъ, напримеръ, вестготский епископъ Брулиненъ).
Легенда указываетъ и место, откуда пришелъ нашъ Бравлинъ; это - Новгородъ. Одни догадываются, что русскiй излагатель самъ отъ себя добавилъ въ греческое сведение о походе названiе русскаго города, где былъ особый Сурожскiй дворъ; другiе допускаютъ, что писатель-грекъ имелъ въ виду не русскiй Новгородъ, а тотъ Неаполисъ (Новгородъ), который упомянуть въ декрете Дюфанта и который находился вблизи нынешняго Симферополя.
Мы решили привести сурожскую легенду въ томъ ея освещенiи, въ которомъ она представляется современными намъ изследователями, имея въ виду, что въ широкихъ кругахъ русскаго общества легенда эта мало известна и что знакомство съ научными трудами изследователей не всемъ доступно.
Память о св. Стефане и доселе чтима въ Судакскомъ округе. Верстахъ въ пятнадцати отъ Судака, въ Кизильташскихъ горахъ, ютится монастырь его имени, русскiй монастырь пятидесятыхъ годовъ прошлаго столетiя, но монахи уверяютъ, что монастырь построенъ на томъ именно месте, где во времена, близкiя къ Стефану, былъ построенъ храмъ въ честь этого святого. Имя Стефана распространено и въ русскомъ и въ инородческомъ населенiи общины, но народъ не сохранилъ памяти ни о св. Софiи, где покоились мощи святого, ни о храме его имени въ Судаке; остались памятны лишь Железныя ворота. Неподалеку отъ немецкой колонiи, въ сторону Новаго света, выходъ изъ ущелья и доселе носитъ имя железных воротъ, а вблизи можно найти остатки старинныхъ построекъ.
Не здесь ли нужно предположить местоположение Сурожа временъ св. Стефана и похода на Сурожъ русскаго князя Бравлина?