Мысъ Ильи

Мысль Ильи

Чемъ ближе къ Ильину дню, темъ ниже нависаютъ облака, душнее становится воздухъ и чаще ночныя грозы.

А въ Ильинъ день затемнятся облака, забегаютъ змеи молнiй и трескомъ громовыхъ раскатовъ напомнитъ о себе пророкъ.

Беда попасть тогда въ море. Хорошо, если только сорветъ снасти. Иной разъ закружитъ судно, швырнетъ на скалу и щепками выбросить у мыса Ильи.

Помолись, морякъ, на церковь пророка - не случилось-бы несчастья.

А видна та церковь съ большой дали, хотя и не велика она. Такая, какiя строили въ давнiя времена.

Въ те времена, когда верили въ Верхнюю силу и знали свою слабость передъ Нею. Хотя и были смелы, пожалуй, селей, чемъ теперь.

Не выдумали люди, что Илья, сынъ Тамары, построившiй церковь, въ открытое море ходилъ на дощанке.

А когда сталъ богатымъ и завелъ свой корабль, въ самую страшную бурю не боялся оставить гавань и въ декабрьскiй штормъ поднималъ паруса.

Но разъ случилось выйти подъ пророка Илью. Освирепело въ тотъ день море, озлились небеса и попрятались люди въ жилища. А Илья Тамара поднялъ сразу флакосъ и тринесту и белой чайкой унесся въ волну. Кто рискнулъ-бы сделать это теперь? Разве сумасшедший. Далеко ушелъ Тамара въ море, не стало видно береговъ. Не зналъ онъ опасности и не верилъ въ рыбачью сказку объ Илье.

- И молнiя, и громъ отъ облаковъ.

И когда подумалъ такъ, накатился на судно валъ выше мачты на много меръ.

- Васта темони, клади руль, крикнулъ Тамара рулевому, но оторвался руль, и понеслось судно по воле ветра къ береговой скале.

Понялъ Илья, что близка гибель, и въ испуганной душе шевельнулось сомннiе, не караетъ-ли его пророкъ за неверье.

И въ ту-же минуту пронесся съ севера на югъ громовой раскатъ, и надъ мысомъ, где теперь церковь Ильи, въ пламени и тысячахъ искръ опустилась огненная колесница.

- Илья! воскликнулъ Тамара, и подумалъ въ душе: - На томъ месте, где виделъ его, построю ему церковь, хотя-бы пришлось для того продать корабль.

- Матим бистин, своей верой клянусь въ томъ.

Не успела остыть эта мысль, какъ примолкла гроза и ветеръ съ берега погналъ волну въ море, а съ нею и Тамаринъ корабль.

- Васта темони, прозвучалъ надъ Тамарой чей-то грозный голосъ- и увиделъ себя Тамара стоящимъ у руля, который, подплывъ къ судну, сталъ на свое место.

Къ вечеру достигъ Тамара Сугдеи, сдалъ товаръ и, нагрузившись новымъ, вернулся въ Кафу.

Не разсказалъ, однако, никому о случившемся, пожалелъ продать корабль и решилъ заработать прежде больше денегъ и тогда построить храмъ.

Сначала решилъ такъ, но вскоре передумалъ.

- Не можетъ быть, чтобы все это случилось. Просто приснилось. Колокитья!

И, успокаивая себя такъ, онъ со временемъ забылъ о своей клятве.

Все шло хорошо; за десятки летъ ни одинъ изъ кораблей его не потерпелъ крушенiя, и Илья Тамара сталъ богатейшимъ купцомъ Кафы.

Однако, въ душе, помимо воли, жило что-то, что напоминало о случае въ молодыхъ годахъ. Не любилъ Тамара смотреть на гору, где было ему виденiе, и избегалъ выходить въ море подъ Ильинъ день.

Но однажды, незадолго до этого дня, пришлось ему возвращаться отъ Амастридскихъ береговъ.

- Да будетъ благословенно имя Георгiя, патрона той страны! Попутный ветеръ резко несъ корабль и вдали стали уже синеть Таврскiя горы.

И вдругъ сразу cтихъ ветеръ, точно смело его съ моря, и корабль попалъ въ мертвый штиль.

Больше всего боятся его моряки, но наступалъ Ильинъ день, когда по всему Понту носится ветеръ, и Тамара спокойно лежалъ на корме.

Онъ подсчитывалъ барыши и, кончивъ подсчеты, улыбнулся торговой удаче.

- Не нужно быть знатнымъ, не нужно быть ученымъ, чтобы хорошо жить. Нужно только быть умнее другихъ, чтобы пользоваться ихъ глупостью. Алю пулунде грамата, алю полите гносис!

- Скверная мысль, сказалъ кто-то въ душе его,- и вздрогнулъ Тамара. Поднялся съ ложа, посмотрелъ на берегъ. Оттуда медленно надвигались тучи, и зарница сверкала зловещимъ глазомъ.

Побежала по морю предветренная рябь, за нею береговикъ погналъ волну.

Корабль поднялъ все паруса и взялъ носъ на востокъ, где была Кафа, но, попавъ въ странное теченiе, не могъ далеко уйти.

А ветеръ быстро крепчалъ, недобрымъ шумомъ гудело море, воздухъ шипелъ и свисталъ, завывая.

Не выдержала порыва главная мачта и обломилась.

- Плохо дело!

И въ последнемъ сумеречномъ свете увидели гору, где когда-то случилось виденiе.

Вспомнилъ о немъ Тамара и смутился духомъ. Настала темь, нельзя было видеть своей руки; ливень заливалъ потоками палубу; волна била черезъ борта и въ трюмахъ показалась течь. Истрепались въ клочья штормовые паруса; не слушался корабль руля, какъ гнилая нитка, оборвалась якорная цепь, когда нагнало корабль къ берегамъ и попытались бросить якорь.

- Одно чудо можетъ спасти!

И молили люди о чуде; умоляли Илью смягчить гневъ; обещали весь первый уловъ отдать на свечу ему.

А Тамара упалъ на колени и въ сердце своемъ поклялся исполнить, что обещалъ когда-то въ своей юности.

Огненная молнiя разсекла небо, опалила воздухъ, озарила корабль и скалы, среди которыхъ онъ носился; въ последнемъ зигзаге скользнула по мачтe и загорелась сiянiемъ впереди судна.

Кто-то грозный и гневный поднялъ надъ кораблемъ руку. Сверкалъ молнiями его взглядъ; въ бешеномъ порыве рвалась борода; готовы были открыться уста для гибельнаго слова.

- Элейсонъ имае, Kиpie! Помилуй насъ!

Опустилась рука проклятiя и указала погибавшимъ путь спастись. Въ стороне зажглись кафскiе огни и.... потухло сiянiе. Какъ убитые, заснули дома корабельные. Не заснулъ только старикъ Тамара. Стоялъ у городского храма и шепталъ слова тропаря:

- Почитающихъ тебя, Илья, исцели.

Стоялъ всю ночь и утромъ нашли его тамъ-же. Не узнали его, такъ изменился онъ. Покоемъ величiя дышало лицо и близостью Неба светились глаза.

И когда черезъ годъ иконный мастеръ писалъ образъ пророка Ильи для новаго храма, который построилъ на горе Тамара, это съ него онъ списалъ ликъ пророка.

Оттого не видно гнева въ пророческихъ глазахъ и нетъ страха, когда смотришь на икону.

Умеръ Тамара большимъ старикомъ и подъ конецъ дней избегалъ говорить о пережитомъ, но люди читали объ этомъ въ чистомъ взоре его.

Ибо взоръ души человеческой проникаетъ часто глубже, чемъ подсказываетъ речь.